Главная Стартовой Избранное Карта Сообщение
Вы гость вход | регистрация 28 / 03 / 2024 Время Московское: 7992 Человек (а) в сети
 

Часть третья. Главы 14 - 20


Часть третья. Главы 8 - 13<<<

Часть третья. Главы 14 - 20

    

14

Киясов, Иналуков и старший брат Усмана были уверены, что их затея увенчается успехом, на деле же все повернулось иначе. Кое-кто, подписав письмо, засомневался. Так, сторож совхозной фермы, один из первых подписавший письмо, поделился сомнениями с заведующей фермой, женой председателя сельсовета. Он рассказал ей, что люди добрые написали жалобу в Грозный о невнимательном отношении к их селу. Жалоба эта, по его мнению, поможет наконец сельсовету благоустроить дороги, провести воду. А та рассказала об этом мужу, который пригласил старика в сельсовет, чтобы узнать, что за жалоба. Из путанного рассказа старика председатель понял, что здесь что-то нечисто. Он даже несколько подрастерялся. «Почему ночью?- думал он.- Почему в тайне от сельсовета, который и так много делает для благоустройства села? Почему неграмотного старика заставили подписать эту жалобу?»

- Почему я подписался?- объяснил сторож совхозной фермы.- Потому что думал, что там просят осветить улицу, что ведет к самой ферме. Это же не дело: идешь вечером и спотыкаешься. А в непогоду вообще не пройти. Мне сказали, что об этом в письме и сказано.Под этим я готов хоть сейчас расписаться. Но мне мой сосед потом сказал, что нас обманули. Там совсем не то написано. Нет, ты послушай, председатель. Какие теперь пошли люди! Ни стыда, ни совести. Заехал ко мне бригадир, предлагает подписать бумаги, в которых будто бы наши сельчане просят, чтобы осветили улицу и сделали ремонт дороги. А потом, когда ,мы со старухой поставили на бумагу свои пальцы, на второй день узнаю, что он меня обманул. Оказывается, бригадир хочет получить себе дом в Тарково! И жить и там, и здесь. Какие хитрые люди пошли! Такие бессовестные! Стариков обманывают, лишь бы им было хорошо. Совсем недавно такой дом отгрохал, как крепость! А все мало. Хочет и там заиметь, как якобы дом отца. А у его отца вообще никогда не было ни порядочного дома, ни порядочной арбы, ни лошади, да и вообще никакой скотинки на четырех ногах, кроме кошки и собаки. А сейчас посмотрите на его дом, на ворота, ограду! Как князь живет, и все мало.

- А зачем вы подписываете то, чего не знаете?- сердито спросил председатель.

- Неграмотный я,- оправдывался старик.- Читать-то не умею. Поверил ему, потому и поставил палец на ту бумажку. А теперь прошу, заберите у него мою метку. Не хочу я, чтобы на старости лет надо мной люди смеялись. Не кончили они говорить, как в сельсовет зашли еще два старика-пенсионера. И тоже с жалобой на то, что их тоже обманным путем заставили подписать какую-то плохую бумагу с клеветой на руководителей.

- Нам показали бумаги,- объяснял один из них,- сказали, что там подписались все сельчане. С ведома сельского Совета. Сказали, что все мы требуем, чтобы отвели нам пастбища для индивидуального скота. Пастбища нам очень нужны. Поэтому и поставили на бумаге свои руки. Ты же хозяин села, тебе народ доверил. Почему ты допускаешь, чтобы нас, неграмотных людей, обманывали?

- А я узнал потом,- возмущался второй,- что кому-то захотелось разбогатеть за счет жителей села Тарково. Мол, они там до войны жили. Вот и отдайте им бывшие земельные участки. В двух местах они хотят жить. Вот как! Мало одного. Так в Таркове живут мои родственники, друзья детства! Как я могу требовать, чтобы их выгнали оттуда и кому-то отдали их дома и усадьбы? Как я в глаза буду теперь смотреть моим родственникам и друзьям, что живут в Таркове?..

Старик ругался так громко, что люди, пришедшие в сельсовет по другим делам, столпились у двери кабинета председателя, прислушиваясь к тому, что тот говорит. Пожилая женщина не выдержала и решительно открыла дверь.

- Скажите мне,- обратилась она к председателю,- вы наша власть? Разве вы не знали, что по селу ходили какие-то люди и собирали подписи под письмом? Мол, надо, чтобы провели водопровод в селе? Разве это не ваша забота? Вы видите мозоли на этих руках. Это от ведер, которые я таскаю с речки. Моя маленькая внучка-ученица подписала это письмо за меня и за себя. И еще будем подписывать, пока не проведете воду.

- О чем ты говоришь, дура?- обозлился старик.- Не твое дело вмешиваться в мужской разговор. Твой язык не мог сдержать мой покойный брат. Благодаря языку ты и пережила его.

- Я только говорю то же, что и вы,- робко ответила старуха.

- Тебя обманули, как и нас,- объяснил громко старик.- Ни о какой воде в письме не написано.

Старуха раскрыла рот, испуганно уставилась на сидевшего спокойно председателя исполкома сельского Совета.

В кабинет набились люди. Узнав, о чем идет речь, они тоже стали возмущаться.

- Товарищи,- поднялся председатель сельсовета, удивленно разглядывая посетителей,- то, что вы говорите, я впервые слышу! Я понял: вас кто-то обманул. -Но его перебила старуха.

- Как же так!- крикнула она.- Разве вы не знаете, что в селе плохо с водой?

- Отойди назад!- прицыкнул старик.- Пусть мужчина говорит.

- О том, что плохо с водой, что нужно благоустроить некоторые улицы, решить вопрос с пастбищем - все это мы знаем,- сказал председатель.- Эти вопросы решаются. Начато строительство водопровода. Сравните наше село с тем, каким оно было шесть лет назад. Мы вместе с вами многое уже сделали. Но письмо, о котором вы говорите,- это что-то не то.

Председатель заверил их, что он сегодня же разберется с жалобой, и попросил всех разойтись по домам.

Сторож фермы наотрез отказался идти домой, пока не отнимут у бригадира листок с его подписью.

- Самого-то письма у него не было,- наступал он на председателя сельсовета.- Был только чистый листок, на котором он меня попросил поставить палец. Было бы письмо, я бы дал его кому-нибудь прочитать. Хотя бы твоей жене. Он мне сказал, что там написано о нуждах нашего села.

- Правда ли, что вам эту бумагу принес бригадир? -спросил председатель.

- Ей-богу, бригадир,- ответил старик.

Опять открылась дверь. Вошло несколько человек: как оказалось, они стояли под дверью и слышали разговор председателя со сторожем. Среди них были и те старики, которым председатель предложил идти по домам.

- Кто знает, какой это был бригадир? Может, он назвался бригадиром, а на самом деле, может быть, и не бригадир,- сказал один из вошедших.

Другие, переглянувшись между собой, о чем-то шептались.

- Как не знаю?- возмущался сторож.- Почему не знаю его? То был бригадир, где трактора и всякие машины. Знаете вы его все!.

Вновь начался шум. На этот раз кричали на сторожа.

- Ты отвечай за себя!- кричали на него несколько человек.- Говори, кто к тебе приходил. Мы же ни о каком бригадире не знаем. И не учи нас, как нам говорить!

- Я говорил и говорю сейчас,- рассудительно повторил сторож,- что подписи под тем самым письмом собирал бригадир. Вы это тоже хорошо знаете. Просто боитесь его и людей его рода! А я никого не боялся и не боюсь. Он меня обманул, я с него за это еще спрошу. Ишь ты, захотел опозорить меня на старости лет. Я этого не прощу ему!

- Говори что хочешь,- продолжали кричать на него,- а других не смущай. Нам жить в этом селе.

- Зачем же вы пришли?- спросил председатель. Люди молчали.

-^ Тогда можете расходиться по своим делам,- сказал председатель,- только не позволяйте себя никому обманывать. А если кто обманул вас, не нужно бояться назвать его. Выходит, вы трусите. Это не по-мужски.

- За то, что нас обманули,- выдвинулся вперед один из стариков,- мы сами спросим ответ. К властям же обращаться за помощью мы не привыкли, как и все наши люди до седьмого поколения. Мы сумеем постоять за себя. Горе тому, кто навлечет позор на наш род. К властям обращаются только те, у кого нет ни рода, ни племени, чтобы постоять за себя.

Вскоре все разошлись. Председатель остался в тяжелом раздумье: как поступить? Он вызвал к себе бригадира тракторной бригады еще с утра, как только узнал от жены о каком-то письме, под которым тот собирал подписи. Но бригадир все не шел.

Наконец затарахтел под окном мотоцикл. Бригадир тракторной бригады, сутулый, высоченного роста, решительно вошел в кабинет председателя исполкома и с ходу заговорил о том, что в последние дни на уборку кукурузы мало выходит людей. Нужна помощь сельского Совета.

- Это мы немедленно поправим,- ответил председатель внимательно глядя на бригадира.- Стоит бросить клич - все старики, домохозяйки, даже школьники после уроков выйдут в поле.

- Спасибо,- ответил бригадир, отводя глаза, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом председателя.- Я тоже так думаю, что сельский Совет поможет...

- Ты правильно думаешь,- сказал председатель, указывая ему на стул.- А пока садись. У меня есть к тебе вопрос. Расскажи мне, что это за письмо, под которым ты вчера собирал подписи стариков, старух и детей,- в упор посмотрел на него председатель.

- Какое письмо?!- поднялся тот,- Я ни о каком письме ничего не знаю. О каких стариках и старухах ты говоришь?

- Ты все знаешь,- строго сказал председатель.- Не притворяйся. Расскажи, что это за письмо, кто тебя уполномочил? - Черные глаза его потемнели от гнева.

- Я ни о каком письме ничего не знаю,- бригадир клятвенно прижал к груди широкую ладонь. Скуластое лицо его скривилось в натянутой улыбке, во рту блеснули два ряда золотых зубов.- Клянусь вот этим золотом,- щелкнул он по зубам ногтем длинного указательного пальца,- что я ничего не знаю о том письме.

- Нет, ты все-таки скажи, что это за письмо, под которым ты собирал подписи малограмотных стариков и старух,- настаивал председатель.

- Ни о каком письме я ничего не знаю. Это какая-то клевета на меня.- Бригадир встал во весь свой высоченный рост и хотел было шагнуть к выходу, но тут же открылась дверь, и в кабинет вошел старик-сторож и сразу же кинулся к нему.

- Сейчас же верни мою подпись, пока она далеко не ушла. Или я на тебя попрошу жалобу написать, куда следует. Не хватало мне позора на старости лет. Мне жить среди людей. Если вам надо, то пишите сами. А мне мою подпись верни сейчас же!

- Верни,- твердо сказал председатель,- а разговор продолжим в другом месте.

- Я тебя отсюда не выпущу, пока не вернешь бумагу с моей рукой,- решительно потребовал старик.- Клянусь всевышним, если ты мне не вернешь бумагу с моей рукой, то я как собаку застрелю тебя при первой же встрече на улице.

Бригадир побледнел.

- За-а-втра-аа...- начал он несвязно,- верну. Сейчас нет у меня этой бумаги. Я ее отдал...

- Кому?- спросил председатель, повысив голос.

- Тому, кто мне ее давал,- ответил тот уклончиво.

- Кто давал?

- Не знаю, хоть убейте. Не знаю, кто мне давал. Честное слово, не помню. Помню, что это был такой вот, невысокого роста, не старый еще человек. Разбудили меня среди ночи и дали эти бумаги, сказали, чтобы я собрал десятка два разных подписей. Я и собрал их.

С этими словами он полез в нагрудный карман кителя, достал лист бумаги с какими-то нацарапанными закорючками и протянул председателю.

Старик живо подошел к столу и нашел свою подпись.

- А-а-а!- обрадовался он.- Вот она, моя рука! -Он взял на столе карандаш и перечеркнул какие-то каракули на бумаге.- А теперь,- сказал он облегченно,- ты мне сто лет не нужен. Я тебя не знаю, ты меня тоже. Век бы тебя не видеть, собачий сын.

С этими словами старик повернулся и поспешно вышел, захлопнув за собой дверь председательского кабинета.

- Убей меня, не знаю, как это у меня получилось,- растерянно бормотал бригадир.- Все это было как во сне... Неприятно признаваться, но я был выпивши... Прошу тебя, пусть все это будет между нами.

- Между нами?! - возмутился председатель.- А те, кого ты обманывал? О них ты подумал?

В тот же .день председатель сельского Совета поехал в райцентр. Зашел в райком к Гапуру Умчиеву и рассказал о случившемся. Тот тут же пригласил Адама, который раньше учительствовал в том' селе. Посоветовавшись, они порекомендовали председателю собрать сельский сход и рассказать всем, как бригадир обманным путем заставлял людей подписывать неизвестную бумагу. Надо заставить его при народе признаться. Это предостережет людей от подобного в дальнейшем.

- По всему видно,- говорил Гапур,- что зачинщики письма живут не в селе. Не исключено то сбор подписей пройдет и в других селах. Надо обязательно доложить о случившемся Эмиеву.

Гапур коротко рассказал Эмиеву о том, что какие-то люди пытаются обмануть жителей села.

Председателю сельсовета Гапур, велел немедленно пойти к Банаеву и рассказать ему все, как было.

- Ты заходил к Коврбекову?- первым долгом спросил председателя Банаев.

- Нет, не заходил,- ответил тот.- Я к нему не просился, потому что уже доложил Умчиеву. А он ходил к первому секретарю.

- Дался тебе этот Гапур!- раздраженно сказал Банаев.- Надо доложить товарищу Коврбекову. Он знает, что предпринять. Это его дело. Он же курирует нас.

- Гапур посоветовал мне провести сход. Вывести провокаторов на чистую воду,- объяснял председатель.- Сход соберем завтра вечером.

- Сперва надо сходить к Коврбекову,- еще строже повторил Банаев,- потом пойти и к Эмиеву, если Коврбеков тебе посоветует. И только после этого решать, что делать. Вот так,- повысил он голос, подняв кверху указательный палец.

- Партийная организация совхоза тоже рекомендует провести сход,- настаивал председатель.

- Все это нужно делать после того, как побываете у товарища Коврбекова. После того, как он скажет свое мнение,- твердил Банаев, набирая телефон Коврбекова.

Едва Коврбеков ответил, Банаев доложил ему, что пришел председатель сельисполкома и заявляет, что у них там кто-то собирает подписи под каким-то странным письмом.

- Да я ему то же самое говорил,- объяснялся Банаев.- У них там действительно в хозяйстве много недостатков. Они плохо их устраняют. Я ему то же самое сказал, что надо больше заниматься хозяйством. Сдались ему эти письма!

Председатель сельсовета недоумевал: о чем разговор? По всем показателям их сельский Совет идет впереди.

- Вот так,- сказал важно Банаев, положив трубку.- Всегда надо советоваться, с кем положено. А то наломаем дров. Никогда не надо горячиться. По всяким пустякам сходы не проводят. Езжайте на место и организуйте дела в хозяйстве совхоза. Нацеливайте народ на это. Главное - именно это. Так будет вернее.

- Партийная организация совхоза и сельский Совет считают, что факт этот нельзя оставлять без внимания,- настаивал все же председатель сельсовета.- Как вы не понимаете?! Это же явная провокация. Люди возмущаются. Мы должны дать этой вылазке партийную оценку, чтобы в дальнейшем никому было неповадно заниматься такими делами. Сход мы все же проведем.

- Вы делайте так, как вам сказали,- рассердился Банаев.- Немедленно езжайте и занимайтесь делом. По пустяковым вопросам в райцентр ездить нечего..

- У меня завтра назначена встреча с Эмиевым,- неожиданно сказал председатель.- Я должен объяснить ему сложившуюся ситуацию. Мне секретарь райкома Умчиев велел зайти.

- К нему ходить вам уже не надо, раз об этом поставлен в известность товарищ Коврбеков,- зазвенел металлом голос Банаева.- Он разбирается во всем лучше нас, всех вместе взятых, в том число и тех, кто тебе советовал провести сход по такому пустяшному делу. Сдался тебе этот сход!

Председатель сельсовета вынужден был уехать ни с чем. На следующий день в кабинете первого секретаря в присутствии Эмиева, Банаева и Коврбекова Гапур докладывал о случившемся, о том, что посоветовал сельскому Совету и совхозной парторганизации провести сход. Он сказал, что сам собирается выехать туда. Это заранее обдуманный обман легковерных людей. Так это оставлять нельзя.

- Не горячитесь,- повелительно сказал Эмиев.- Я вам сколько раз говорил, что прежде, чем решить какой-нибудь вопрос, надо сто раз подумать. Неужели выдумаете, что меня это как первого секретаря не волнует? Да и товарищей Коврбекова, Банаева?

Эмиев не преминул рассказать, как он, будучи молодым работником, в решении одного вопроса допустил ненужную горячность. Дело дошло до высокого начальства.

- Благо, он меня очень уважал, знаешь, ценил,- с гордостью сказал Эмиев,- потому и не стал наказывать. Но строго предупредил больше не пороть горячки. Вот так-то. Молодо-зелено, знаешь...

Гапур все же еще раз высказал свое мнение, что благодушие здесь недопустимо. Необходимы срочные меры.

- Товарищ Банаев,- после некоторого раздумья, повернулся Эмиев к председателю райисполкома,- я, пожалуй, с ним согласен. Вы позвоните в сельский Совет. Пусть проводят сход, предварительно согласовав снами.

- Есть,- ответил Банаев,- я председателю сельсовета вчера, правда, говорил, что рановато, но сегодня после вашего указания позвоню обязательно.

- А вы,- сказал Эмиев Гапуру,- позвоните срочно секретарю партийной организации. Вот видите,- улыбнулся он Гапуру,- все решилось. Между прочим, мне нравится твоя настойчивость, но я советую тебе не горячиться.

- Тем паче, в таком деле,- прервал молчание Коврбеков,- в таких вопросах. Подумать надо. А то можем в этой горячке таких дров наломать, что потом сам черт не разберет...

- Я рад, что у нас полное взаимопонимание... сегодня,- добавил с нажимом Гапур, взглянув на Коврбекова.

- Я думаю, вам достаточно разъяснили,- зло махнул рукой Коврбеков,- тем паче, вам разъяснил сам первый секретарь.

- Товарищи, не отвлекаться от дел,- сказал Эмиев, давая Гапуру понять, что разговор об этом закончен.- Главными делами, знаешь, надо заниматься. Дел-то у нас, знаешь, очень много, а «завтра их будет еще больше. Завершение уборки, заготовки и прочие важные дела. Нам нельзя мельчить.

- Да,- поддержал Банаев,- голова трещит, как подумаешь, сколько их, этих нерешенных дел.

Гапур ушел довольный. Он пригласил к себе Адама и рассказал о состоявшемся разговоре. Позвонили председателю сельсовета, секретарю партийной организации и договорились о дне схода.

В это время в городе, в просторном собственном доме братьев Усмана, Киясов, Иналуков, Усман обсуждали планы своих дальнейших действий и вздыхали о неудаче со сбором подписей под вторым письмом.

- Тот бригадир допустил неосторожность,- говорил Киясов.- Ему не надо было подряд собирать подписи.

- Вот именно,- поддержал его Иналуков,- надо было сначала подготовить людей, а потом собирать подписи.

- Ну ничего,- махнул рукой Киясов.- В таком большом и сложном деле без издержек не обойтись. У нас подписей и без того достаточно. В других селах лучше сработали.

Иналуков и Усман, как всегда, одобрительно кивали головами в знак согласия.

- Настал момент,- торжественно заявил Киясов,- послать оба письма по назначению.

- Медлить ни к чему,- подтвердил Иналуков.- Каждый просроченный день может убавить число подписавшихся. А когда письма будут доставлены по назначению, уже не опасно. Если тогда кто и откажется, то можно это расценить как следствие зажима критики. Нам это тоже надо предусмотреть в своих дальнейших действиях.

- Верно,- одобрил Киясов,- дельно сказано.

- Теперь и мы должны начать действовать.- Иналуков взглянул на Киясова.- Мы ведь и сами подписали письмо интеллигенции.

- Не торопись,- остановил его Киясов.- Наша задача - не дать нигилистически настроенным элементам перетащить на свою сторону большинство людей. Надо смотреть на вещи объективно. Своих у нас раз - и обчелся. Главное для нас - обезвредить прежде всего Гапура, заместителя председателя райисполкома Адама и других.

- За нами силы мало,- вздохнул Иналуков.- Мне, например, стало известно, что даже те, на кого мы надеялись, отвернулись от нас.

- Нечего раскисать,- продолжал Киясов.- Надо вбить клин между руководителями района. Разъединить их. Надо организовать против них как можно больше анонимных писем. Найти таких смельчаков, как Хасан, и пусть пишут и пишут. Нет новых фактов - пусть повторяют старые. И выдумывать о недостатках ничего не надо. Только заглянуть в районную газету. Критический материал всегда найдется. Но главное, повторяю, пусть пишут и пишут! Капля камень долбит.- Киясов остановился, подумал с минуту и продолжил:- Нужно тщательно покопаться в их родословной. Может, найдутся какие-нибудь черные пятна в жизни их отцов, матерей, дедов, бабушек.

- Не надо забывать,- добавил Иналуков,- и о тех самых безземельниках. Среди родственников Гапура и его друзей есть легковерные люди. Если им пригрозить как следует, пригрозить, что выселят за тунеядство в отдаленные районы, то они послушаются нас.

- Очень важно также,- хитро прищурил глаза Киясов,- обвинить в недостатках идеологической работы и Эмиева. Пусть он почувствует, за кого ему достается. Уверен, по головке Гапура не погладит.

- Коврбекова бы,- добавил Иналуков,- не мешало озлобить против Гапура.

- Нет,- возразил Киясов,- Коврбекова трогать не надо - он и так настроен против него. Усман об этом мне рассказывал. И ты об этом знаешь.

- А Банаев? - спросил Иналуков.

- Его не надо принимать в расчет. Надежды на него в случае чего никакой. Но и хлестать его нет никакого смысла.

С полмесяца уже на Гапура ежедневно шли анонимки. Хасан бил прямой наводкой. Он послал десяток их руководителям республики. Все они попадали к Эмиеву, оседали в его сейфе. Коврбеков знал о них и не упускал возможности всячески дискредитировать Гапура в глазах первого секретаря, внушая ему, что от жалоб так просто отмахнуться нельзя.

Киясов, Иналуков и Усман искали новых сторонников себе. Они льстили простодушным, соблазняли их лицемерными фразами о своей любви к народу, пытались вызвать у них сочувствие к себе, страдающим якобы за свое преданное отношение к делу, ко всему, что происходит в районе. Находились такие, которые им верили. Людей вводило в заблуждение то обстоятельство, что Киясов, Иналуков и Усман до недавнего времени занимали руководящие посты.



15

В кабинете Эмиева собрались все члены бюро райкома.

- Сегодня у нас с вами серьезный разговор,- сказал Эмиев.- Мы много упустили. В районе завелась кучка клеветников, карьеристов. Пытаются сбить с толку простодушных людей. А мы, руководители района, медлим разоблачить, знаешь.

- Вот именно!- гневно подал реплику Коврбеков.- Я сколько раз говорил, что нужно работать с людьми. У нас и мероприятия были. Все у нас было. Но как они осуществляются! Секретарь по идеологии все время нас успокаивал, говорил, что все в порядке. Все идут в одном строю. А теперь - нате!- групповые письма. Этого так оставлять нельзя. За такие дела надо отвечать.

- То, что появились такие письма, конечно, плохо,- спокойно ответил Гапур.- Полагаю, что бюро разберется. Разберутся и там, куда эти письма отправлены. Но почему вы, товарищ Коврбеков, сваливаете ответственность на других? Вы же против проведения сходов. И отказались дать своевременную оценку этим выпадам клеветников.

- Тем паче,- неожиданно сказал Коврбеков,- весь спрос с первого секретаря, а не с нас.

- Я ведь вам говорил,- перебил Коврбекова Эмиев,- что надо народ поднимать. О сходах по селам мы договорились. Не раз подсказывал, какие нужно формы принимать. Тут, знаешь, одними лекциями, спортом не обойдешься,- уколол он Коврбекова.

- А как мы объясним людям?- подливал масла в огонь Коврбеков.- Говорить у нас умеют, а дело делать не хотят. Не пришлось бы обкому объяснять случившееся.

- Это не самое страшное,- возразил ему Гапур.- Там разберутся и поймут, что люди, подписавшие письма, введены кем-то в заблуждение. Наша вина в том, что мы не оградили людей от их влияния. А кое-кто еще и заигрывает со всякого рода корыстолюбцами, позволяя им морочить головы простодушным людям.

- Какие они там простодушные,- повысил голос Коврбеков.- Это настоящие авантюристы, анархисты, если хотите знать. А вы здесь начинаете выгораживать их, что ли? Видите ли, простачков нашли! Вы недооцениваете всего случившегося!

- А я уверен,- спокойно сказал Гапур,- что большинство подписавшихся толком не поняли, о чем идет речь в письмах.

- Тогда кто эти клеветники?- прокурорским тоном спросил Коврбеков.

- Вы их лучше меня знаете,- резко ответил Гапур.- Они уж несколько лет обивают пороги вашего кабинета, и вы их милостиво принимаете... Разве не от вас добивались те же Хасан и Усман назначения на руководящие посты?

- Давайте, давайте, товарищи, не будем, знаешь, упрекать друг друга,- призвал Эмиев к примирению.

- Нет, я не допущу, чтобы меня незаслуженно обвиняли!- выкрикнул Коврбеков, задетый за живое.

- Имейте смелость выслушать правду,- не сдавался Гапур.- Я говорю, как было. В одном кабинете райкома им говорят, что они ведут себя недостойно. В другом их увещевают. А в третьем перед ними заискивают, поощряя на провокационные действия. И этим третьим кабинетом является ваш.

- Если вы сейчас же не прекратите, знаешь, перебранку,- Эмиев весь побагровел от возмущения,- я вынужден буду закрыть бюро. Но даю слово - я хоть и не академик, а строитель, но во всем случившемся разберемся. Вместе с вами.

- Я-то ничего,- сказал Коврбеков с видом покорности,- но вы сами слышите, что он говорит.

- Он говорит свое мнение, а вы тоже говорите свое.

- Да что мне говорить с ним,- пренебрежительно махнул рукой Коврбеков,- я молчу.

- Так вот что, товарищи,- начал Эмиев,- давайте без горячности. До вечера составьте мероприятия по этому вопросу. Завтра рассмотрим на бюро и начнем действовать.

- А может быть, дадим Гапуру договорить до конца?- предложил один из членов бюро.- О чем, в частности, идет речь в клеветнических письмах, о которых мы слышали здесь?- Это был директор завода, авторитетный человек, вот уже несколько лет избираемый членом бюро.

- - Верно, верно,- поддержали другие,- давайте послушаем!

Гапур сказал, что в письмах, полученных республиканскими организациями, руководству района приписываются все смертные грехи. Главная цель авторов письма - вызвать недовольство жителей района своим руководством и, в конце концов, добиться его замены. По текстам писем все это очень хорошо чувствуется.

Такие люди не брезгуют ничем ради достижения собственных корыстных целей. Если им понадобится ввергнуть и весь народ в омут любых споров - будьте уверены, ввергнут, не остановятся.

И прежде всего в создавшейся обстановке Гапур считает виновным Коврбекова, заигрывающего с клеветниками. Теперь он пытается затемнить суть дела, не дать бюро разобраться в обстановке.

Коврбеков вскочил с места, что-то хотел сказать, но Эмиев жестом остановил его.

- Хватит речей,- сказал он,- разрешите закрыть заседание бюро. Мы уже и так договорились черт знает до чего: уже друг друга начали оскорблять. А заявление Гапура мы, знаешь, изучим. Большинство членов бюро считает, что он прав. Коллегиально рассмотрим, знаешь, вместе.

Придя в себя, Коврбеков наглухо закрылся в своем кабинете с Банаевым. Время от времени он вызывал по телефону то одного, то другого работника, что-то спрашивал, в чем-то упрекал.

- Вы тоже,- сказал он Банаеву,- не очень хорошо работаете. Что вы сделали, чтобы не было этих писем да жалоб?

- Ничего,- чистосердечно признался Банаев.- Но вы же сами знаете, какой у меня зам...

- Не надо было брать. Вы и за него отвечаете.

- Понимаю,- покорно дрожал голос Банаева.- Не надо было брать.

Придя в райисполком, Банаев немедленно вызвал Адама и стал отчитывать за то, что тот ничего не сделал, чтобы не было писем. Лицо Банаева побагровело, между редкими волосами на низком лбу выступили капли пота. Узкие глаза зло прищурены. Он был ростом ниже Адама, и ему приходилось все время держать голову запрокинутой назад.

- Я вам много раз говорил,- продолжал он,- что нужно работать, а не горячиться, нужно осторожнее работать.. А теперь, видите, что получается? Собирается кучка каких-то людей и прямо под нашим носом пишут какие-то провокационные письма. За это ведь кто-то должен отвечать. Вы, конечно, отвечать не будете -придется нам с Эмиевым. Мы - первые руководители района.

Он и слушать не захотел, что скажет Адам. Приказал немедленно дать предложение, что делать дальше.

- Делать нужно было вот что,- сказал Адам.- Мы давно уже хотели собрать в том селе сельский сход. Разъяснить людям - что и как. Вывести клеветников на чистую воду. Но вы же запретили заниматься этим сельскому Совету.

Банаев дернулся, будто ужаленный.

- Не я запрещал, а Ковр...- Но, опомнившись, он уже более спокойно продолжил:- Так надо было. А сейчас я жду конкретных предложений об устранении недостатков в работе с людьми - чтобы больше не было подобных писем.

- Чтобы устранить недостатки, надо сначала устранить причину недостатков,- сказал Адам.- Для этого надо быть прежде всего принципиальным. И надо доверять подчиненным, чтобы они смелее думали и решали. А потом не надо повышать голос на подчиненного, рассчитывал на его выдержку. А то она может и подвести.

- Ну вот и давай,- сказал Банаев уже мягче,- напиши предложения о причинах. Садись и через час дай мне эти предложения, а то мы с тобой окажемся в неловком положении. Там,- он показал рукой вверх,- могут сказать, что райисполком не на уровне оказался.

На следующий день снова собрались члены бюро. Умчиев доложил о мероприятиях.

- Немедленно провести собрания трудящихся,- зачитывал он,- на всех предприятиях и во всех совхозах с резким осуждением организаторов клеветнических писем. На каждое собрание послать председателя райкома, райисполкома и поручить им выступить с докладом. Провести кустовой сход населения сел, поручить выступить на нем товарищу Эмиеву.

- Текст выступлений должен быть четким и острым,- заметил Эмиев.- Вы, товарищ Умчиев, сами составьте его и покажите мне.

Далее Гапур предлагал обязать газету и другие учреждения усилить массово-политическую и разъяснительную работу. Последний пункт обязал сельские Советы разобраться с каждым, кто подписал письмо, подробно выяснить, что они собой представляют, чем они сейчас занимаются.

- Давайте, знаешь,- предложил Эмиев,- не будем здесь прения открывать. Надо дело делать, а потом будем слушать друг друга. С нас могут, знаешь, строго спросить за создавшееся положение. Отвечать, конечно, придется мне.

- Тем паче,- подал голос Коврбеков,- сегодня был звонок оттуда, спрашивали, что мы делаем по этому вопросу.

- Мы должны,- встал с места Гапур,- разъяснить людям, подписавшим письма, в чем они заблуждаются.

- Разъяснить заблудшим овцам,- оборвал его Коврбеков, глядя, как реагирует на это Эмиев.- Нет, все же вы не даете должной оценки обстановки. Подписались не простачки. Да, собственно, зачем нам головы ломать над этим, кто и почему подписался. Я считаю так: подписался - отвечай перед общественностью. Они, конечно, будут выкручиваться. Но мы должны быть твердыми: натворил - ответь!

- Нельзя так ставить вопрос,- возразил Гапур.- Ответ должны держать обманщики.

- А я говорю,- настаивал Коврбеков,- что надо привлечь к ответственности всех жителей села. Не может быть, чтобы они не видели, как собирали подписи. Видели, конечно, и, наверняка, поддерживали эти клеветнические письма.

- Не нужно обвинять всех, знаешь,- обращаясь к Коврбекову, предложил Эмиев.- Составьте доклад, разоблачающий обманщиков. Мы не можем всех обвинять. Надо помочь людям разобраться в этих карьеристах, которые, знаешь, в своих интересах обманывали людей.

Коврбеков, недовольный тем, что Эмиев его не поддержал, опустил голову, что-то черкая карандашом по бумаге.

- Давайте договоримся так, товарищи,- встал Эмиев,- сход граждан организует председатель райисполкома, ему, знаешь, и карты в руки. Прямо завтра же созовем сход населения всех окрестных сел, и пусть на нем товарищ Банаев развенчает клеветников.

- Может быть, мне неудобно начинать,- втянул голову в плечи Банаев.- Нет, не боюсь. Но, может быть, лучше не мне первым выступать...

- А кому же?- недружелюбно посмотрел на него Коврбеков.- У товарища Эмиева и без этого много забот.

- Может быть, и мне,- стушевался под его взглядом Банаев.- Я говорю, удобно ли это? Я-то всегда готов, раз надо.

- Давайте, товарищи,- снова решительно заговорил Эмиев,- сейчас же все разъедемся по хозяйствам. Это наша главная задача. Если там будет плохо, то никакие сходы нам не помогут и никакие лекции, знаешь...

Предложение Гапура на первом сходе выступить первому секретарю райкома партии, вопреки желанию Коврбекова, было поддержано бюро райкома, и Эмиев вынужден был согласиться.



16

И все же на сход выехал Банаев - Эмиев неожиданно заболел. Доклад, подготовленный отделом райкома, Коврбекову и Банаеву не понравился. Они составили новый.

Сход собрали в Доме культуры. Пришли в основном старики и домохозяйки - было рабочее время, и среди собравшихся оказалось всего лишь несколько рабочих и служащих. Тем не менее сход назвали собранием актива. Никто не знал, зачем их созвали, и поэтому люди строили всякие догадки. Одни утверждали, что речь пойдет об уборке, другие, что будет обсуждаться вопрос о благоустройстве всех трех сел. Некоторые даже затеяли спор, с какого села лучше начать газификацию. Третьи предполагали, что разговор пойдет о пастбищах, так как однажды уже обращались в райисполком по этому вопросу.

Но вот перед Домом культуры остановились две легковые машины - новенькая «Волга» и совхозный «газик». Из них вышли несколько человек. Впереди шел Банаев в длинном плащ-пальто серого цвета и в такого же цвета необычно высокой каракулевой папахе. Она была надвинута на лоб почти до самых бровей, отчего маленькое лицо его казалось еще меньше, а длинный, изогнутый нос - крупнее.

- Кто это?- спрашивали люди друг друга.

Банаев с большой кожаной папкой в руке важно поднялся на сцену. За ним последовали директор совхоза и председатели исполкомов сельских Советов соседних сел, где еще предстояло провести сходы.

Директор, как и было запланировано, сделал небольшую информацию о делах в совхозе, назвал фамилии передовиков производства. Рассказывал о ходе уборки урожая, о работе животноводческих ферм.

Банаев без шапки был меньше всех за столом, его маленькие глаза, смотревшие на зал сквозь очки в крупной роговой оправе, выглядели довольно забавно.

- Однако есть в нашем совхозе и такие,- продолжал директор,- которые не работают. Ведут праздный образ жизни. Мешают честным труженикам жить и работать. Это те люди, с которыми мы должны вести решительную борьбу...

- С кем конкретно?- послышался голос из зала. Директор, помолчав немного, продолжил:

- С теми, что ведут паразитический образ жизни. С теми, которые обманывают честных тружеников.

- Кто такие? Нельзя ли конкретно?- не унимался все тот же голос.

- Это те, кому безразличны наши дела, что живут за счет других, совершают всякие преступления,- продолжал директор совхоза, не обращая внимания на реплику из зала.

Минут пятнадцать директор говорил о безымянных «тех», называя их отбросами общества, трутнями, чуждыми элементами.

Банаев между тем достал из папки подготовленное Коврбековым выступление, пробежал его еще раз глазами.

В зале поднялся шум. Люди возмущались, что директор совхоза так и не назвал, кто же мешает честным труженикам жить. Наконец объявили, что слово имеет товарищ Банаев. Тот протер платочком очки, вышел на трибуну и, запрокинув по своей привычке голову, громко произнес:

- Товарищи! Я сегодня здесь по чрезвычайно важному делу. Я приехал, чтобы сказать вам, что сегодняшний сход, точнее, сегодняшний актив является очень важным событием для всех ваших трех сел. Он является своевременным и вызван вынужденной необходимостью.

Все это он, говорил, не заглядывая в бумаги. Затем сделал небольшую паузы и уткнулся в текст.

- В этот самый ответственный период,- монотонно читал он,- когда все трудящиеся нашего многонационального района борются за достойное выполнение плановых заданий и своих обязательств этого года, многие жители вашего села занимаются недостойными делами. Среди них есть явные тунеядцы и клеветники. Свидетельством этого являются те письма, которые были посланы в республиканские организации. Они пытаются даже вбить клин в дружбу между людьми разных национальностей. Хуже того - очернить руководство района, сковать нашу деятельность. Кто они, эти люди? Это тунеядцы, которые живут за счет чужого труда. Это провокаторы, которые распространяют всякую клевету на руководителей. И этим чувством заражены некоторые жители вашего села. Это, товарищи, возмутительное явление, которое мы должны пресечь. Это позорит всех нас. Не может того быть, чтобы кто-нибудь из вас не видел, как клеветники ходили по дворам и собирали подписи под этим заявлением с клеветническими выпадами против руководства района.

Банаев говорил в течение получаса. Наконец; весь багровый от напряженного чтения, он сел на место и, аккуратно сложив бумаги, с шумом захлопнул папку.

- Есть желающие выступить?- спросил председательствующий.- Товарищи, вопрос серьезный. Кто хочет выступить?

- Я хотел бы сказать,- поднялся один из рабочих совхоза, механизатор.- Я, правда, не пойму, о чем здесь идет речь конкретно. Поэтому мне трудно говорить. Но все-таки хочу сказать, что сегодняшнее заявление директора совхоза и председателя райисполкома, который, если я не ошибаюсь, впервые в нашем селе, лично меня, как жителя этого села, обижает. Я, как и многие мои товарищи, хотел бы узнать, о каких людях конкретно идет разговор. Кто они, эти провокаторы? И кто те, что подписали эти письма? И я не понимаю, почему сегодня нас всех огульно обвиняют? За что нас всех сегодня стыдили? Вот все, что я хотел сказать.

- Председатель райисполкома сегодня к нам приехал впервые,- взял слово старик-пенсионер.- Нам сегодня было бы приятнее от него услышать, что намечает райисполком для благоустройства наших сел. Но сегодня разговор идет совсем не о том. Нас ругают на чем свет стоит. Ну ходили недавно какие-то проходимцы по дворам и просили подписать бумагу, и кое-кто действительно по своему непониманию или по неграмотности подписался, так разве ж можно всех нас за это поголовно обвинять? Я слышал, что эта бумага написана там, у вас, в райцентре. Поэтому ищите тех клеветников у себя, а не среди нас, честных тружеников. А те, кто из нашего села подписали бумагу сознательно ли или с умыслом, наверняка, не пришли. Пусть это будет на их совести. Мы, люди старшего поколения, все силы отдали за победу нашей власти. Мы, дети трудового народа всех национальностей, ценой крови и труда не для того построили новый дом для себя и наших потомков, чтобы они спорили, ругались друг с другом. Кто-то подписал письмо, составленное какими-то бездельниками и карьеристами. Да пусть себе пишут, сколько хотят, пусть и подписи собирают. Умный не подпишет, а дурак подпишет - какая цена тому письму?

Зал оживился. Банаев сидел, не сводя глаз с оратора.

- А вы, товарищ председатель,- обратился к нему старик,- нас не оскорбляйте. Какое вы имеет на это право? И говорите конкретно. Обвиняете кого - назовите по имени. Если бы вы даже взялись бы поссорить нас с людьми из соседнего села, то у вас ничего не получится. Вот так. Вижу, что вы совсем ничего не понимаете в нашей жизни.

Старику шумно зааплодировали. Банаев невольно сделал два хлопка, но потом, очнувшись, спрятал руки под стол.

Выступили еще несколько человек с резкой критикой райисполкома за недостаточную заботу о благоустройстве сел.

- Вы тут бегаете за каждым сплетником, а в соседнем районе больше заботятся о благоустройстве сел. Посмотрите, похожи они на наши? И не удивительно, что многие из наших людей туда хотят переехать. Но не могут же там всех принять и обеспечить работой.

Эти слова рассердили Банаева не на шутку. Он все больше и больше ежился и бледнел.

- Надо прекратить прения,- сказал он председательствующему,- а то несут тут всякую околесицу.

Вернувшись в райцентр, Банаев вместе с Коврбековым пошел на квартиру к Эмиеву, который был еще болен, но просил рассказать о том, как прошел сход.

- Выступления на сходе мне не понравились. Руководство района так критиковали, что тяжело было слушать.- Дрожащими руками Банаев достал из портфеля листок бумаги со своими заметками и зачитал несколько выступлений.

- Думаю, что нужно провести собрания во всех селах района,- предложил Коврбеков,- и осудить эти безобразия.

- Что нас критиковали, наверное, правильно,- не согласился с ним Эмиев.- Значит, есть за что. И выслушать критику, знаешь, надо иметь мужество, а взявшись исправлять ошибки, надо иметь его вдвойне... Сходы надо провести по всем селам. И с участием руководителей района. Подведем итог и подумаем о том, как быстрее и лучше исправить все упущения...

- Завтра же вызову всех,- с готовностью сказал Коврбеков,- вручу тексты выступлений. И чтобы выезжали в села.

- Сходы готовьте вместе с Умчиевым,- предупредил Коврбекова Эмиев.- Текст выступлений согласуйте с членами бюро райкома. И не горячитесь, знаешь. '

На другой день Коврбеков собрал некоторых руководителей, вручил им тот же текст, по которому выступал

Банаев.

В селах, на предприятиях, в учреждениях уполномоченные райкома зачитывали людям выступления, подготовленные Коврбековым. И везде реакция слушателей была примерно такой же, как на собрании актива, где выступал Банаев.

Собрания прошли во всех селах. Прошли остро и шумно. На них было высказано много замечаний и предложений в адрес руководства района. В ряде сел по настоянию уполномоченных собрания приняли резолюции, осуждающие людей у подписавших письма, оставив в стороне вопрос об авторах этих писем, толкавших их на неблаговидные дела.

Уполномоченные, которым это удалось, шли к Коврбекову, спешили доложить о своих «успехах», рассказать, как трудно было «организовывать» собрания, как вели себя на них те или иные сельские руководители.

- Разберемся с ними потом,- не скрывал своего удовлетворения Коврбеков.- Руководителей предприятий, чьи рабочие выступали не по теме, тем паче, если лили грязь на руководство района,- накажем!

- Да кто же так рубит сплеча? Надо подумать, взвесить,- не соглашался с ним Гапур.- Посоветуемся с бюро, с первым секретарем. Он не сегодня - завтра выйдет на работу.

- А что тут думать?- Коврбеков был решителен.- Надо снимать с работы секретарей партийной организации совхоза, председателя исполкома сельского Совета и директора совхоза. Это они дали там волю всяким критикам-бездельникам. Особенно виноват директор. Он ведь хозяин в совхозе. Там же носились с клеветническим письмом, а он будто не замечал. Я думаю, что надо снять его с работы...

Киясов, Иналуков, Усман и Хасан тем временем ликовали. Собравшись в гостях у Хасана, как всегда - за обильно накрытым столом, они потирали руки от радости, что им крепко удалось «насолить» районному руководству - раз оно так встревожено.

- Все развивается по-нашему,- так и светился довольством Киясов.- Теперь надо ожидать ответной реакции от тех, кого мы критиковали. В этой обстановке нам легче будет найти нужных людей и единомышленников.

- Слушай,- обращаясь к Киясову, сказал Иналуков,- почему это о нас нигде не говорят, будто нас нет совсем?- Иналукова это даже удручало.

- Заговорят,- не без ехидства ответил его идейный вожак.- Куда они денутся. Мы ведь за народ болеем, о нем печемся. Народ поймет, что мы его защитники. И только мы. Мы идем на все жертвы...

- Да брось ты!- перебил его Иналуков.- Какие там жертвы? С работы нас не снимут, в тюрьму не посадят не уголовное же преступление мы совершаем. Правда, покритикуют. Ну и что с того?



17

Гапур глубоко переживал происходящее, понимал, что от него, как ни от кого другого, требуются конкретные действия.

- Почему мы все недостатки объясняем недооценкой Эмиевым, Коврбековым и Бакаевым идеологической работы в массах?- размышлял Гапур у себя в кабинете, в кругу своих единомышленников: Адама и работников отдела пропаганды и агитации.- Хотим оправдаться? Если мы позволили группке карьеристов сбить с толку хотя бы и небольшую часть населения, то чего же мы стоим вообще? Значит, это наша недоработка. Мы не оправдали доверие партийной организации района.

- Ты прав,- поддержал его Адам.- В самом деле, разве мы должны были ждать чье-то благословение на исполнение своего партийного долга? Кто же должен нам давать разрешение на то, чтобы идти в массы, развенчивать перед ними происки всяких там Киясовых, Усманов, Иналуковых? Когда они занимали руководящие посты и не справлялись с делом, мы не стеснялись подмечать их недостатки и указывать на них. И это было принципиально, по-партийному. А сейчас, когда стало очевидным, что они оказались настоящими прохвостами, мы почему-то молчим, хотя прекрасно знаем, чем они там занимаются.

- Признание запоздалое, но небесполезное,- отметил Гапур.

- Ты ведь имеешь право посоветоваться с бюро, собрать идеологических работников района,- поддержал Адама и инструктор отдела пропаганды и агитации.- Вот и давай, соберем их хоть завтра, проинформируем обо всем. Расскажем о промахах в массово-политической работе. Подскажем, что надо предпринять. Да и от них дельный совет услышим.

- Я тоже так думал,- согласился Гапур. - Для этого я и пригласил вас, хотел посоветоваться.

- Может, стоит тебе обратиться еще и к Эмиеву? -спросил Адам.- Вопрос серьезный. Он ведь не должен обидеться, если ты позвонишь ему домой. У него же не постельный режим!

- Придется, конечно,- согласился Гапур. Созвонившись с Эмиевым, Гапур пришел к нему на

квартиру. Эмиев встретил его приветливо и, против обыкновения, живо интересовался результатами проведенных по инициативе райкома сходов. Гапур понял, что первый секретарь глубоко переживает случившееся. Он сильно сдал и изменился внешне: на лбу залегли резкие морщины, горестными складками опустились уголки губ. Узнав от Гапура о странной позиции некоторых руководителей района, чьи выступления на сходах с огульным обвинением всех жителей сел шли вразрез с решением, принятым бюро райкома, он весь побагровел, но сдержался. Гапур понимал, что Эмиеву особенно неприятно поведение Коврбекова, который долгое время был его правой рукой и первым советчиком во всех важных вопросах.

- Ну что ж, товарищ Умчиев, действуй,- сказал Эмиев.- Собери идеологический актив. Пригласи членов бюро. Но обстановку, знаешь, не осложняй. С бывшими ответственными работниками района надо вдумчиво разобраться...

На следующий вечер в райкоме собрались секретари партийных организаций, пропагандисты, лекторы-общественники, руководители крупных учреждений. С докладом о мерах по усилению массово-политической работы среди населения выступил Гапур. Он старался как можно полнее охарактеризовать состояние идеологической работы в районе, рассказал и о том, что в последнее время отдельные люди, попав под влияние Иналукова, Киясова и Усмана, стали участниками провокационной возни со сбором подписей.

На совещании присутствовали директор школы, где работал учителем Гапур, первый учитель Гапура Або, Сулейман и Солих, который недавно переехал жить в этот район. Директор школы первым попросил слово.

- Мне кажется,- сказал он,- что в последнее время не очень активно ведется у нас массово-политическая работа. Вообще-то мероприятий проводится много, но большинство из них оставляют след только в районной газете. От таких мероприятий, видимо, мало толку. Есть же и недостатки в районе, но вот о них-то мы и молчим. Уходим от ответа на вопросы, будто кого-то боимся. А люди хотят знать все: и об успехах, и о недостатках, и о трудностях. В поисках этой правды некоторые и натыкаются на таких демагогов, как Усман, Иналуков, Киясов... Уж кого-кого, а их-то мы знаем. В своей озлобленности из-за потери руководящих постов они родную мать продадут. Обмануть легковерных людей, спровоцировать их они в состоянии.

После выступления директора школы попросил слово Солих. Он был пропагандистом в партийной организации при сельском Совете, где встал на партийный учет. Солих, высокий и, несмотря на свои семьдесят лет, стройный и моложавый, говорил спокойно и веско, словно оглашая приговор.

- Я Киясова хорошо знаю,- говорил он.- Когда-то он был моим хорошим знакомым. Прямо скажу: полезного для народа мало он делал. Больше вилял, лицемерил, искал должности, что полегче. Любил пускать пыль в глаза, как говорится. Собственное благополучие всегда было целью и смыслом его жизни. Поэтому и любил показуху, шум вокруг своего имени. Под такой демагогической завесой легче было скрывать свое равнодушие к работе. Ничего доброго не имея за душой, он тем не менее умел войти в доверие к некоторым руководителями спекулировал на этом. Когда же его раскусили, в открытую стал собирать вокруг себя подобных себе. Не лучше и Иналуков, озлобленный тем, что его отстранили от руководящего поста. Но об Иналукове вам лучше расскажет Сулейман,- сказал Солих, покидая трибуну.- Он тоже здесь. Гапур уговорил его прийти сюда, хотя он и не здоров.

Собравшиеся посмотрели в сторону Сулеймана. Прихрамывая, тот вышел к трибуне, снял очки и несколько минут молча и сердито озирал зал, словно желая увидеть среди сидящих того, о ком он здесь хочет сказать.

- Иналуков - человек,- сказал он,- по сути своей - родной брат Киясова. Поэтому они и объединились. Что хорошего он сделал за время своей работы в районе? Да ничего! А как он пытался калечить жизни толковых работников? Предвзятость дополнялась в нем неумением разбираться в людях. Если его послушать - получалось: тот вор, этот жулик, третий проходимец. Эти характеристики получали те, кто не плясал» под его дудку. Сейчас он вместе с Киясовым делает вид, что печется о благополучии населения района. Позволительно спросить у него, почему он не заботился о нем, когда стоял во главе района? Почему он сбежал из района, едва его освободили от руководства? Нечего сказать, патриот!

Киясов и Иналуков решились появиться в районе только глубокой ночью, чтобы посетить Абаса, Мухти, тамаду и муллу, узнать у них, как складываются дела.

- Все в руках аллаха,- успокаивал мулла.- В Коране сказано, что придут последние времена, когда люди никому верить не будут, каждый будет воображать себя пророком и властителем. Видно, что эти времена уже настают.

- А дальше что будет? - спросил Иналуков с иронией.

- Дальше,- ответил мулла,- свет разрушится, и аллах начнет сортировать людей. За добрые дела пошлет в рай, а за дурные - в ад.

- Куда же попадем мы с Киясовым?- с издевкой спросил Иналуков.

- Сказано в Коране,-- ответил мулла,- тайны аллаха неисповедимы.

- Не знаю, что сказано в Коране,- заметил Иналуков,- но одно я знаю точно: дела наши плохи. Если свет разрушится, даже лучше: погибнем, как все люди. А если не разрушится, погибнем только мы с вами.

- Ему-то что?- сказал Киясов.- Он еще может прикрываться Кораном, молитвами. Верующие его поддержат. А каково нам?

- Клянусь,- сказал мулла,- пока я жив, я буду за вас молиться.

- Нам теперь твои молитвы,- махнул рукой Иналуков,- как мертвому припарки. Лучше бы ты побольше молился здесь, когда люди нас осуждают. Надо их убеждать, что правы мы, и никто другой.

- Клянусь,- сказал мулла,- я для этого делал все, что мог. Если бы я этого не делал, может быть, было бы еще хуже.

Было слышно, как перед домом остановилась машина, и через минуту раздался стук в дверь. В комнату вошли председатель исполкома сельского Совета и участковый инспектор милиции.

- Ну вот, дождались!- зло сказал Киясов и поднялся навстречу вошедшим.

- Гражданин Киясов?- спросил участковый.- Вот ордер на ваш арест.

Киясова увезли в город.

- Кажется, золотые дела всплыли,- сказал председатель сельсовета, ни к кому не обращаясь, и вышел, резко закрыв за собой дверь.

- Хороши «золотые» дела,- протянул мулла охрипшим голосом.- Не дай бог мне такие «золотые» дела, чтобы меня милиция забрала. Сказано в Коране, что все дела от аллаха. И «золотые» тоже.

- Пора совершать ночную молитву,- хлопнув себя по лбу, сказал Мухти, поглядев на часы. Он встал и направился к выходу, забыв даже пригласить к себе Иналукова, как это было обычно.

Впрочем, никто этого не заметил. Каждый устремился домой. На улице гостей перехватила жена Абаса.

- Перед тем, как вы разойдетесь по домам,- сказала она,- я должна вас предупредить, что еще утром взяли молодую жену Абаса. Она дала показания, что Абас и Киясов втянули ее в спекуляцию золотом. Абас и Киясов арестованы.

Иналуков, забыв проститься с хозяйкой и другими, поспешно сел в машину и укатил вместе с Усманом домой, в Грозный. Остальные гости разошлись по домам.

- Все, кажется, кончилось,- вздохнул Иналуков, сидя в машине рядом с Усманом,- осталось теперь...

- Что осталось?- с надеждой спросил Усман.

- Руки опустить,- ответил Иналуков.- А может быть, лучше поднять их при таких обстоятельствах? Ах люди, люди... Оглянешься назад и поймешь: никого за тобой нет! Киясов, тот же Хасан, все уверяли, что за ними люди пойдут. Где они? Теперь обо мне тоже скажут, что я связался с этим Киясовым. Люди назовут его авантюристом, а не правдоискателем. Не думал, что этим кончится. У такого серьезного человека были, оказывается, и «золотые» дела. Ах ты, господи!

Дальше ехали молча.

- Может, пустить слух,- вновь прервал молчание. Иналуков,- что Киясова задержали за то, что он правду говорил в глаза начальству? Стоял за людей.

- Что теперь будет с моими братьями?- словно не слыша слов старика, проговорил сидевший за рулем Усман.

Иналуков не ответил.

Приехали в город. Вскоре остановились у дома Иналукова.

- Что-то мне нездоровится,- сказал он, выходя из машины, вошел в калитку и скрылся в зелени, окружающей дом.

Усман заехал в свой двор. Его никто не встретил. Не было ни обычного смеха, ни музыки. Двор словно вымер. Увидев жену, Усман спросил:

- Где братья?

- Недавно ушли куда-то,- ответила она шепотом,- Говорят, что днем приходили к нам из милиции, спрашивали Киясова. Мать сказала, что он уехал с тобой в район.

- Кто просил ее болтать об этом?!- Усман зло швырнул ключи от машины на асфальт.

- Она же не знала, что нельзя это говорить,- оправдывала та старуху.- Надо было предупредить ее.

Через три дня за участие в спекуляции золотом арестовали и двух братьев Усмана.

Вести об этом с молниеносной быстротой разнеслись по району.

- Вот это деятели!- говорили люди с возмущением.- Как можно было им верить? Смотри, что делалось, вот так Киясов!

- Туда им и дорога,- говорили другие...

- Кажется, наступила развязка,- сообщил Адам, зайдя в кабинет к Гапуру, сидевшему над докладом для предстоящего пленума райкома.- Наконец-то вывели начистую воду клеветников! Только родственнички их охают да ахают.

- Нет,- оторвался от бумаг Гапур,- С клеветниками покончить не так уж трудно. Куда труднее разобраться в подоплеке дела - почему нашлись люди, легко поверившие интриганам? Почему это стало возможным? Вот вопрос, который требует ответа. Сегодня на бюро решили собрать пленум райкома и обсудить вопрос о наших недостатках в работе.

- Уж Коврбеков постарается раздеть нас,- заметил Адам.- Это его давнишняя мечта...

- Едва ли ему это удастся,- улыбнулся Гапур.- Он сейчас больше думает, как защитить себя. Ведь все в бюро знают, что он сбивал с толку Эмиева, пользуясь его некомпетентностью в ряде дел.

Медленно открыв дверь, вошел Коврбеков. Холодно поздоровавшись с Адамом, он небрежно сел на диван.

- Ну что,- спросил с неприятной улыбкой,- разделываешь себя в докладе?

- Почему только себя? Конечно, у каждого из нас участки, за которые мы несем персональную ответственность,- ответил Гапур.- Но ведь на пленуме будет идти разговор не только об участках, которыми я занимаюсь. Уж кого там раскритиковать - это дело бюро. Пока пишу общую часть доклада, как мне поручили.

- Я всегда говорил, товарищи,- лицемерно вздохнул Коврбеков,- что идеологической работой надо заниматься лучше. Мы не занимались ею серьезно. Вот об этом и будет разговор на пленуме.

- Почему только об этом?- возразил Гапур.- Обо всей нашей работе. В том числе и о подборе кадров, об отношении к ним и о другом. Ведь вы же были на бюро. Там же так было сказано.

- Бюро-то бюро,- махнул рукой Коврбеков.- Нам, секретарям, иногда виднее.

- Мы подотчетны бюро,- сказал Гапур твердо.- Будем делать так, как оно нам поручило.

- А как же определим повестку дня пленума? -спросил Коврбеков.

- Вы разве не помните?- ответил Гапур.- Бюро поставило вопрос о некоторых недостатках в организационной и идеологической работе в районе и путях их устранения.

- Неразбериха получается,- возражал Коврбеков,- слишком длинное название у доклада. А впрочем - бюро есть бюро. Оно вправе ставить вопрос так, как находит нужным.

- Подключайтесь к докладу,- предложил Гапур Коврбекову,- ведь нам с вами поручили подготовить его основу.

- Надо сделать его более самокритичным,- сказал Коврбеков, бегло прочитав написанное Гапуром.- Давайте в порядке самокритики скажем, что бюро недостаточно занималось этими вопросами, назовем здесь же секретарей, председателей райисполкома. Можно было бы назвать и меня, но я ведь не занимаюсь идеологией да и вопросами кадров. Кадрами через орготдел занимается сам Эмиев. Я занимаюсь торговлей и прочими вопросами, которые не имеют отношения к повестке дня пленума. Но тем не менее, если нужно, за компанию и меня включите туда, смотрите сами, но я считаю, что это будет неправильно. Критика должна быть предметной и по конкретным адресам.

Робко вошел Банаев. Он осунулся, стал как бы еще меньше ростом.

- Вот его нужно покритиковать за недостатки некоторых работников Советов,- сказал Коврбеков, указывая на Банаева.

- За что же меня? - недоуменно пожал плечами Банаев.- Вы же говорили, что вы отвечаете за кадры.

- Почему я?- повысил голос Коврбеков.- Я занимался постольку, поскольку поручал мне первый. Но это не мои функции. Это дело первого секретаря, а в целом ряде случаев и председателя райисполкома.

Читая доклад на пленуме райкома партии, Эмиев вынужден был сказать много неприятного и себе самому. Каково было признать с трибуны пленума, что идеологическая работа в последнее время недооценивалась и повинен в этом он, первый секретарь? К чести Эмиева, он чистосердечно согласился и с тем, что не разбирался в кадровых вопросах и передоверил их Коврбекову. В докладе была подчеркнута необъективность подхода Коврбекова к некоторым работникам в районе.

Свои недостатки Эмиев объяснил пленуму тещ что у него не было специальной политической подготовки, а самостоятельно изучением этих вопросов он не занимался, ошибочно полагая, что ему достаточно уметь разбираться в хозяйственных проблемах.

В выступлениях коммунисты не пощадили первого секретаря. Но особенно досталось Коврбекову. Гапур с удовлетворением услышал, что многие оценивают Коврбекова так, как он. В вину второму секретарю было поставлено, что он считал себя знатоком во всех вопросах и не считался ни с чьим мнением. Что взял на себя роль консультанта первого секретаря и порой сознательно сбивал его с толку, злоупотребляя его доверием. Самым ценным было то, что многие отметили, как потакал клеветникам и карьеристам Коврбеков, поощряя таким образом их провокационные действия.

Значит, люди все видят, все понимают, думал Гапур, слушая эти выступления. И в самые тяжелые дни, когда тебе кажется, что ты один на один со злом,- это не так. Всегда где-то есть люди, которые тебя поддержат. Надо только их увидеть, разглядеть, протянуть им руку. Разглядеть таких людей важнее, чем сделать все самому. Адам был прав, когда указывал- мне на это. Принцип «сделай сам» для идеологического работника не годится. Он вообще не годится для руководителя.

Именно это и признал Гапур своим недостатком, выступая на пленуме.

- Должен признать, что, видимо, я и сам еще не овладел стопроцентно пропагандистским мастерством, если не смог в целом ряде вопросов убедить первого секретаря и разъяснить до конца свои заботы членам бюро.- Эти слова Гапура пленум встретил аплодисментами.

Всех удивило, что не выступил Коврбеков. На протяжении всего заседания он сидел с опущенной головой, изредка что-то записывая.

Удивил и Эмиев. В коротком заключительном слове он неожиданно обратился к пленуму с просьбой освободить его от обязанностей первого секретаря и направить на хозяйственную работу. То же самое он посоветовал сделать и Коврбекову.

- Думаю, что так будет лучше и для района, и для вас,- сказал он, глядя в сторону Коврбекова.

«Правильно!»- раздались голоса из зала.

Чего не испытывал Адам и Гапур по окончании пленума, так это торжества. Не было даже простого удовлетворения от того, что их противники потерпели поражение. Усталые и хмурые пришли они в кабинет Гапура и долго сидели, обмениваясь редкими, короткими замечаниями и тем не менее прекрасно понимая друг друга.

Позвонила Лиза. Пригласила друзей ужинать. Дома разговор тоже не был оживленным. Оба были сосредоточены. На вопросы отвечали в высшей степени кратко, иногда просто кивком головы. Лиза видела, что они не очень-то замечают, что подано к столу. Не видя и того, как внимательно она наблюдает за ними. Бескомпромиссный, упрямый Гапур, по ее мнению, должен бы прислушиваться к спокойному, рассудительному, иногда осторожному Адаму. Так это или не так в их взаимоотношениях, сказать определенно она не могла. Но то, что они удивительно хорошо дополняют друг друга, то, что друг другу нужны,- в этом Лиза не сомневалась. Да и кто бы усомнился, увидев сейчас их лица? «Лица единомышленников,- заметила про себя Лиза,- озабоченные и грустные единомышленники».

- Не вешать носа, друзья,- тихонько сказала она, решаясь прервать затянувшуюся паузу.- Пленум закончился. Жизнь продолжается. Да и в чем, собственно, дело? Досталось вашим недругам, грядут перемены...

- Вот они-то и заставляют задуматься,- немедленно откликнулся Гапур, как будто ждал вопроса Лизы.- Я в последние дни все ищу ответа на вопрос, как же так вышло, что люди, постарше и поопытнее меня, сбились с пути сами да еще и повели за собой подпавших под их влияние людей? Вопрос ведь тут в том, что они - бывшие руководители. Лучше других должны были понимать смысл пропагандистской и воспитательной работы, мало того, Иналуков - тот вообще сам проводил ее. Так какова же цена и пропаганде, и воспитанию, если они не оказали воздействия на этих людей? Того воздействия, которое планировалось? Видимо, чего-то самого главного мы еще не умеем делать...

- Ты-то в чем виноват?- удивилась Лиза.- Разве за Иналукова с тебя спрашивают?

- Я сам себя спрашиваю: то, главное, чему я еще не научился - что это? Может быть, все-таки причина в том, что мы ориентируемся на массы и не замечаем, как с конкретного-то человека, как вода с гуся, просто стекает вся наша пропаганда, все наши воспитательные воздействия?

- «Как вода с гуся» - сказать так, наверное, было бы слишком...- задумчиво вставил свое слово Адам.

- Знаю, знаю, что ты хочешь сказать. Сам писал справки о положительных результатах идеологической работы. Но меня сегодня интересуют - отрицательные. Нам с тобой еще в школе говорили - только ленивые тешутся достигнутым. Так что давай - о недостигнутом. Именно на этой почве, на наших упущениях, промахах, ядовитые грибы вырастают. И ведь мы в лицо знаем тех, кто их выращивает. Вот я и спрашиваю: как же мы ставим перед собой задачу внедрить свои идеи в широкие массы, когда не можем убедить в этих идеях тех немногих, кто борется против них. Их обязательно надо включить в орбиту нашей деятельности, а мы обходим.

Теперь заметь, когда они имеют успех? Когда там, где они действуют, нарушается законность, процветают карьеризм, подхалимство, угодничество. На примере группы Иналукова это очень ярко видно: и спекуляция налицо, и неукротимые претензии креслоискателей. Думаю, что следствие покажет и многое другое. Значит, что важнее в нашей воспитательной работе - призывать с трибуны к энтузиазму, призывать любить труд - говорю о всем обычном наборе призывов, который мы обычно внедряем в сознание масс. Или в первую очередь блюсти законность? Наверное, важнее все-таки бороться за чистоту нашей жизни. А чистота, извините за банальность, залог здоровья. Не только физического, но и нравственного.

Я вот часто думаю: почему это на заре революции молодежь так увлекали ее идеи?

Помнишь уникальный случай в истории нашей республики - ликвидацию комсомольской организации Чечни под предлогом, что в культурном отношении чеченская молодежь не достигла того уровня, при котором организуется и действует комсомол? А истинная причина была в том, что молодежь безоглядно увлеклась идеями революции, попала под обаяние рыцаря этих идей - Асламбека Шерипова, человека чистейшей нравственности. И вот этой своей увлеченностью молодежь сильно мешала тем, кто хотел затормозить революционное дело в республике. Вот какова сила идеи чистой, не увешанной всякими компромиссами, оговорками... Вот как заразителен пример человека безусловно честного. Как только люди видят обман (а скрыть его никогда не удается), чувствуют ложь, даже малейшую фальшь - считай, что они не слышат обращенных к ним призывов. Вот тогда и получается - как. с гуся вода...

Знаешь, у меня выписано все, что встретилось в библиотеках и архивах, связанное с Асланбеком Шериповым. Жизнь его была коротка, и сказать он успел мало. Но вот что замечательно: многие мысли его не потускнели. Многое и сегодня - привлекательно и верно.

А вот мы по сравнению с ним - про-и-гры-ва-ем! Обросли компромиссами. Тому простим одно. На аморальное поведение другого вообще подчас глаза закрываем.

Третий оступится - не тронь: у него заслуги. А люди, особенно молодые, все это видят.

Гапур помолчал, взъерошил свой чуб и, улыбнувшись, сказал:

- Вот о чем я думаю все эти дни. Пока несколько сумбурно, не так ли? Но все-таки, мне кажется, прорисовывается программа... А?

- Я бы сказал - максималистская программа,- оценил Адам.

- А иначе на моей должности и делать нечего.

- На твоей должности, между прочим,- вмешалась Лиза,- тоже требуются передышки.- И, обращаясь к Адаму, добавила:- Я просто жду не дождусь, когда он в отпуск отправится. Нынче был прямо какой-то особенный год. Эти анонимки так издергали его, что просто необходимо сменить воздух и окружение хотя бы на короткое время.

- А после отпуска с новыми силами за программу-максимум! Идет?- Гапур протянул руку Адаму.

- Идет,- совершенно серьезно ответил тот, принимая рукопожатие.

Было уже поздно, когда Гапур вышел проводить Адама.

В эту ночь в райцентре в нескольких окнах светились огни до рассвета.

За письменным столом сидел Гапур. Напряжение последних дней отпустило его. Голова работала ясно. Хотелось обдумать, изложить на бумаге все, что тревожило душу, просилось наружу. Он не знал, что пишет - статью ли, начало ли книги... Необходимо было просто высказаться.

Не спалось Адаму. Он чувствовал, что дальше по-старому работать не сможет. Гапур тронул то, что где-то в глубине сознания уже жило. Теперь было невозможно не замечать собственной неудовлетворенности. Значит, надо что-то менять. Что? Как?..

Вот уже который раз вставал с постели и принимал валидол Эмиев. Он не сомневался в правильности своего решения уйти с поста первого секретаря. Но и его мучили вопросы, на которые не так-то просто было найти ответы.

И еще светились окна. И еще маячили за ними одинокие тени.

А в большом, набитом вещами и запертом на все засовы доме не спали Фуртамбек и Новдаш. Эти не зажигали света. Они переговаривались в темноте своей спальни.

- Э-э-э...- недоумевал Фуртамбек.- К кому же теперь идти? Кто из твоих родственников будет полезным человеком?

- Не знаю,- растерянно отвечала Новдаш,- ничего не знаю... Ни номера обуви, ни размера одежды...

- Что же это такое, в самом деле,- возмущался супруг,- подарки принимают от нас, а дело делают другим? Нам кудахчут, а другим яйца несут?!

- Не ворчи, не пропадет... Мало ли что бывает! Не пропадут наши денежки. Дом, в который мы их принесли, всегда откроет перед нами двери!

- Да ведь вся бензоколонка с годовым запасом бензина не стоит столько, сколько мы раздали! И что дальше?

- Не знаю...

- Что ты заладила- «не знаю», «не знаю»,-передразнил Фуртамбек.- Зато я знаю. Все хвалилась: тому мужу сделала это, другому - это... А мне? Ты сейчас похожа на того волка из басни, который говорит: бывали времена, кинусь на стрекозу, а в пасть перепелка попадет. Теперь бросаюсь на перепелку, а в пасть и стрекоза не попадает!

Новдаш приподнялась, облокотившись на подушку.

- Бензоколонка - стрекоза или перепелка?- спросила она.

- Все равно - в пасть не попадет.

- А вот ты - волк! Что верно, то верно. Сколько волка ни корми, все в лес смотрит. Мало я в твою пасть перекидала?!- в голосе Новдаш послышались угрожающие нотки. Фуртамбек струсил.

- Ладно, не придирайся к словам. Но ведь правда же - как у глухой стены бродим.

- Ничего... найдем в стене трещину. Потечет из нее бензин.

- Или что другое,- с надеждой сказал Фуртамбек, довольный, что ссора прошла мимо.

- Или что другое,- согласилась Новдаш, зевая.



19

Накануне Гапур вернулся из отпуска. У него еще оставались в запасе дни отдыха. Утром, едва на востоке появилась бледно алая полоска зари, Гапур встал и тихонько, чтобы не разбудить Лизу и сына, стал собираться в горы. С Адамом условились, что покажут красоту одного высокогорного озера гостям из Курска - отцу Любы и ее двоюродному брату. Он- таки приступил к осуществлению своей идеи перебраться в эти края и теперь приехал решать дело в деталях.

По утренней свежести, чтобы не перегревался мотор автомобиля, добирались крутой дорогой до озера. Гапур знал каждый поворот той дороги, которая спиралью петляла вокруг горы, с каждым витком поднимаясь все выше, оставляя далеко внизу залегший в лощинах серый туман.

Опытный водитель, уроженец этих мест, вел спокойно и осторожно новый, еще пахнущий заводской краской «газик» и радовался возможности порассказать легенды о здешних местах, которые он слышал от стариков.

- Озеро, куда мы едем,- говорил он,- возникло тысячу лет назад на месте села, где жили очень богатые, но жадные люди. Чтобы испытать их, бог послал к ним своего ангела, который, одевшись бедным странником, ходил по дворам и просил подаяния и ночлега. Никто из сельчан его не принял. И за это однажды ночью, когда все спали глубоким сном, бог провалил село в бездну, и на его месте разлилось глубокое озеро. Вайнахи называют его «злым озером», хотя оно считается священным. Говорят, что на его берега в далеком времени приходили святые. Они собирали здесь верующих и затем спускались в долины. Почти все имамы там объявлялись. Был такой случай. Один имам, чужестранец (он разговаривал через толмача, хотя арабским владел, как и положено духовному лицу), собрал жителей окрестных аулов и объявил, что он послан самим аллахом и что люди должны ему подчиниться, иначе их тоже постигнет божья кара. Едва поднял он к голове руки, устремив глаза к небу: «О, аллах, ты един и велик, хвала тебе во веки веков»,- как перед ним появился один из горцев и прервал его молитву вопросом: «Коли ты обращаешься к аллаху, спроси у него, почему он все время посылает к нам чужих имамов? Они даже языка нашего не знают. Не доверяет, что ли, местным кадрам?»

Поднялся страшный шум. Новоявленному имаму пришлось убраться восвояси.

Все рассмеялись.

С перевала перед путниками открылась величественная панорама. Высокие скалистые берега, позолоченные лучами поднимающегося солнца, окаймляли голубую гладь озера. Машина медленно подкатила к нему. На расстоянии поверхность казалась голубым стеклом. Озеро как бы дышало: его пенистая кайма то поднималась, то опускалась, оставляя влажный след. В воде у самого берега мелькали бледные мальки высокогорной форели.

- Смотрите скорей туда!- закричал вдруг водитель, показывая далеко вперед, на середину озера. Там, среди ровной глади, вздымался едва заметный пенистый гребень.

- Знаете, что это такое? Это то, во что никак не могут поверить ученые - неизвестное существо, которое живет здесь. И сколько ни пытались всякие экспедиции поймать его или же сфотографировать, ничего не выходит. Ведь озеро, говорят, имеет подземный выход в мировой океан. Объясняют, будто студеная вода озера еще больше остывает за ночь, а утром быстро разогревается от знойного солнца. Возникает якобы движение воздуха на поверхности то в одном, то в другом месте, а людям мерещится чудовище. Но ведь у нас, что бы ни появилось -тут же стремятся во что бы то ни стало развенчать»чудеса».

Летний день уже клонился к концу, когда путешественники, уставшие после поездки по трудной горной дороге, прижимавшейся к высоким скалистым горам, нависшими над ней тысячетонными «козырьками», остановились на последний привал, чтобы перекусить и отдохнуть. К навесу, где они расположились, неожиданно подъехал автомобиль, из которого вышли четверо мужчин. Одного из них Гапур знал. Это был директор здешнего совхоза Раис.

- Салам алейкум! Здравствуйте!- произнес директор еще издали.- На нашей земле гости, а я ничего не знаю. Всего часа два тому назад сказали, что у нас Гапур Эльбердович с дорогими гостями из Москвы. Как же, думаю, не повидать их. Что же мы за хозяева? Как же мы можем нарушить обычай наших дедов? Горы не простят, если мы не окажем гостеприимства.

Подойдя, он обнял Гапура, затем гостей.. То же сделали и трое других. Раис задержал взгляд на Золотой Звезде Героя Советского Союза, украшавшей грудь Ивана Денисовича, измерил глазами солидного, рослого Ивана Петровича - отца Любы. По его заискивающим манерам было видно, что он принимает их за крупных начальников.

- Это мой сослуживцы и друзья,- указал он на товарищей.

- Эй,- приказал директор одному из них,- веди сюда машину, разводи быстрее костер, будем шашлык жарить. Отличное мясо приготовлено. Из черного барашка. Молоденького, молочного. И шурпу - наш знаменитый суп сделаем. В горах хорошо идут шашлык и шурпа!

Гапур не любил директора здешнего совхоза, который был близким другом Коврбекова и родственником Усмана Кулацкова. Но он не выдал своей неприязни, хотя и восторга не выражал. Он только сказал, что они не располагают лишним временем, задерживаться не собираются.

- Ничего, ничего,- ответил директор,- мы все организуем по-быстрому. Мы - горцы, не можем нарушать своих обычаев. Есть одна такая притча. У старика спросили, много ли у него было в жизни счастливых дней. Старик в ответ показал свой посох весь в зазубринках. Зазубринками он отмечал дни приема гостей. Это были,- сказал он,- счастливые дни. А кто мы? Мы - потомки того старика.

Его помощники уже успели разостлать на траве большие ковровые дорожки, на них - полиэтиленовые скатерти, нарезали хлеб, овощи, прочие закуски. В центре красовалась бутылка коньяка, другие небрежно лежали на краю.

- Давайте,- сказал Раис, поспешно разливая коньяк,- выпьем за то, чтобы в наших кавказских лесах не хватало палок отметить все наши счастливые дни. За наших гостей!

Он и его товарищи выпили по полной рюмке.

- Дай бог,- продолжал он, морщась и закусывая,- чтобы у нас было столько несчастий, сколько недопитых капель коньяка останется в наших рюмках!

Чем дальше, тем словоохотливее становился Раис. Хвалился, какой он хороший руководитель, как выполняет и перевыполняет планы, как райком обращается к нему с просьбой выручить, когда в районе тяжело с выполнением плана по мясу и молоку.

- «Повиснет», бывало, район на девяносто восьми процентах,- и ни шагу дальше, хоть «аллах» кричи! Тогда звонит мне Коврбеков: на тебя одного надежда. Что делать? Выручишь, конечно. Свой район!

Хмелели и друзья его - оказавшиеся директором маслозавода и заведующим пунктом по заготовке скота.

Они тоже бахвалились, что помогают совхозу выполнять планы. А третий - заведующий магазином, в своем тосте намекнул на зависимость директора совхоза от него.

- Для меня,- клялся он, хлопая директора по плечу,- нет ничего выше чести нашего горного села. Пока мы, мужчины, живы, эту честь мы будем держать высоко!

- А что от вас зависит в совхозных делах?- поинтересовался кто-то.

- Спросите у него,- указал на Раиса завмаг.- Я вам это не могу сказать, но я ему помогаю выполнять план по заготовкам яиц.

- Ты говоришь лишнее...- начал было Раис.

- И совсем не лишнее,- обиделся тот.-* Если я уйду, то плохо тебе будет. Ты с треском провалишь план по заготовке яиц.

- А без меня,- придвинулся к Раису директор маслозавода,- не выполнишь плана по молоку.

Гапуру удалось, наконец, посадить своих родственников в машину и, попрощавшись с назойливыми хозяевами, уехать. Он понимал, что необыкновенное гостеприимство Раиса связано с недавним пленумом. Вопрос об освобождении Эмиева еще не был решен, а Раис на всякий случай укреплял отношения с руководством - мало ли, кто кем будет!

На следующий день Раис явился домой к Адаму.

- Вот здесь,- показал он увесистые свертки,- коньяк и еще кое-что, чем твои гости, вернее, родственники будут довольны. Это от нашего совхоза. Я только сегодня узнал, кто они такие. Мы обязаны их хорошо принять, чтобы они там, у себя на родине, хорошо вспоминали о нас, о нашем народе.

Адам отказался.

- Эти люди не нуждаются в подношениях. И пусть впечатление у них о нашем крае и его народе сложится не из тех картинок, которые вы демонстрировали вчера, рассказывая, как выполняете планы по заготовкам молока и яиц. Кроме того, гости сейчас уезжают, так что извини, в квартиру пригласить не могу.

В эту минуту подъехали Гапур с Лизой. Раис совсем растерялся, стал что-то бормотать о том, что хотел проводить своих новых знакомых, потому что уважает Адама и его старшего брата...

- Твой гость - наш гость,- сказал он Адаму,- твоя честь - наша честь...

- Следи за своей честью!- вспылил Адам.

- Осталось двадцать минут до отхода поезда,- сказал Гапур и решительно шагнул в дом. За ним пошел Адам. Раис остался со своими свертками в полной растерянности.

У Гапура было еще два свободных дня отпуска. На следующий день, едва он вернулся из магазина, где делал покупки, собираясь в гости к родственникам, его встретила Лиза:

- Тебя Коврбеков разыскивает. Уже несколько раззвонил, спрашивал, почему не поставил его в известность, что в район приехали гости из Москвы.

Зазвонил телефон. «Это, наверняка, он!»- засмеялась Лиза. И была права. Коврбеков ничего не спрашивал о гостях, лишь сообщил, что послезавтра пленум и просил Гапура зайти в райком. Тот пришел.

Коврбеков рассказал, что Эмиев все-таки уходит с поста и на его место пленум изберет нового первого секретаря. Некоторое время он ждал, что скажет на это Гапур. По всему было видно, что Коврбекову ничего не известно о кандидатуре и что он еще не отказался от надежды на то, что изберут его. Он был, как никогда раньше, вежлив.

- Я, разумеется, буду на пленуме,- сказал Гапур.- А сегодня и завтра хочу с семьей побывать у родителей. Давно не видал стариков.

- Хорошо,- привстал Коврбеков,- может быть, поедете на моей машине? Она помягче «газика».

- Поеду на «газике»,- отказался Гапур,- там дорога не совсем гладкая. Спасибо!

Гапур понимал, что и эта предупредительность Коврбекова вызвана предстоящим пленумом.

Еще до того, как обратиться к пленуму с просьбой перевести его на хозяйственную работу, Эмиев в личных беседах то с одним, то с другим из товарищей высказывал желание вернуться на строительство. И большинство членов райкома верили, что желание это искренне. Коврбеков настолько привык к подобным разговорам с Эмиевым, что уже несколько месяцев видел себя в роли первого секретаря. А кто же, если не он, достойный преемник? Эта уверенность подпитывалась его друзьями и угодниками, приносившими ему всякую выдуманную самими же информацию о «мнении» обкома в его, Коврбекова, пользу. Вот почему, выжидательно молчавший до сих пор, он был крайне огорчен, узнав, что обком рекомендует другого. Побледневшее лицо, с которого не сходила печать озабоченности, выдавало ого внутреннее беспокойство, хотя он и старался держаться ровно.

Совет Эмиева последовать его примеру и перейти на работу по специальности - был для него неожиданным. Он выпрямился, расправил плечи, повернул в сторону Эмиева свое крупное лицо с глубоко залегшими морщинами, хотел что-то сказать. Но не вышло. Вместо этого запрыгали бледные губы, а слов не получилось. Повернувшись к залу, он нахмурил брови, обвел взглядом членов райкома, будто предупредил их: «Не уйду. Это не в моих интересах». В самом деле, это было не в его интересах: внука, которого с таким трудом удалось устроить в институт, предстояло еще обеспечить и аспирантурой. И, разумеется, пост секретаря райкома открывал для этого больше возможностей Коврбекову.

Следует заметить, что в Коврбекове жило как бы два человека одновременно. Один - всегда хозяин положения, выпячивающий себя, всех поучающий и - главное! - уверенный, что имеет на это полное право.

Другой - преклоняющийся перед теми, кто власти имеет больше, чем он, и четко улавливающий настроение вышестоящего начальства. Первый в момент голосования за освобождение Эмиева от должности секретаря райкома энергично, быстрее и выше всех поднял массивную руку, повернулся в его сторону, холодными серыми глазами, словно рентгеном, насквозь просветил его. Во время же голосования за нового секретаря на Коврбекове появилась маска угодливой почтительности. Й этот второй человек, засевший в Коврбекове, тоже поднял руку его быстрее и выше всех.

Впереди себя, в середине зала, он видел высоко поднятую руку Хасана. Казалось, Хасан даже приподнялся, чтобы там, в президиуме, заметили, что выше всех поднялась его рука с толстыми волосатыми пальцами. Встретившись взглядами, они улыбнулись друг другу. А в правом углу сидел директор совхоза Раис, время от времени повторявший одну и ту же реплику: «Правильно!»

Проголосовав за избрание первого секретаря, Хасан демонстративно, в знак одобрения, поднял большой палец руки так, чтобы это видели в президиуме. Улыбка сияла на его лице: Абасов, новый первый секретарь,- заметил!

У Гапура, от которого не ускользнули все эти подробности, возникло какое-то неприятное ощущение, смутная тревога. Он печально улыбнулся, встретившись со взглядом Адама. И в его лице уловил те же недовольство и тревогу.

Это ощущение ослабело после короткого выступления Абасова. Спокойно, доброжелательно он высказал уверенность в том, что райком партии и впредь будет умножать добрые традиции партийной организации, а он, первый секретарь, вместе с бюро будет делать для этого все необходимое. Слова вроде бы и обычные для вступающего в должность, но тональность вполне располагающая, доверительная. А в таких случаях каждому слышится то, что хотелось бы.

После пленума, едва Адам с Гапуром зашли в кабинет, телефонный звонок прервал начавшийся разговор. Звонил Коврбеков.

- Вот мы с Хасаном приглашаем тебя поужинать с Абасовым и Михайловым, инструктором обкома, который его представлял,- сказал он тоном хозяина положения.- Познакомишься с Абасовым поближе, а то ты его, наверное, видишь в первый раз. Я-то его давно уже знаю. Знает его и Хасан. Они, кажется, в этом году отдыхали вместе на Черном море, рыбу там ловили.

- Ничего себе дела,- улыбнулся Гапур, кладя телефонную трубку. Он передал Адаму слова Коврбекова.

- Ерунда,- махнул тот рукой,- обычные трюки приспособленцев. Они тебе известны. И Банаев мне хвалился, что он знает Абасова, несколько раз встречался с ним в кабинете Михайлова, однажды вместе обедали где-то. Словом, кичится своим знакомством с первым и этим самым предупреждает нас, что мы должны считаться сними, ибо на их стороне теперь якобы сила.

За ужином Хасан был необычайно оживлен. Заносчивый и надменный по отношению к Гапуру, снисходительно улыбаясь Банаеву, он всячески старался показаться первому секретарю райкома и инструктору обкома значительным человеком. К Коврбекову обращался подчеркнуто вежливо, одобрительно кивал головой, когда тот говорил. Произносил высокопарные тосты за нового первого секретаря, за инструктора обкома и будущие успехи района. До дна выпивал каждый налитый ему бокал и очень скоро изрядно захмелел. Теперь он без умолку говорил о делах района, даже и о тех, которые не знал. При этом то и дело ссылался на Коврбекова, поминутно приговаривая: «Он не даст мне соврать».

Когда Хасан слишком уж заговаривался, Коврбеков иронически' косил на него острый взгляд. Но Хасан не замечал предостерегающих взглядов и знаков.

- Вот он не даст мне соврать,- все громче и громче звучал над столом его голос,- хотя он и не местный, но живет здесь давно, и его в районе все уважают, все с ним считаются. Так что он не даст мне соврать, что здесь почти весь район родственники мои или моей жены. Жена моя из крупной, влиятельной фамилии. А это много значит. Поддержка людей - это главное дело.

Он замолчал, увидев, как недовольно скривились губы Коврбекова. Особенно странным было то, как непочтительно вел себя Хасан по отношению к Банаеву: не давал ему говорить, пренебрежительно перебивал. «Председатель райисполкома виноват»,- повторял он как бы шутливо, когда разговор касался каких-либо недостатков в районе.

Банаев казался еще более щуплым, сутулым. Взмокшие от пота редкие седые волосы его, обычно зачесанные назад, растрепались, прилипли к низкому лбу. Он производил впечатление человека, в чем-то провинившегося, приниженного, с жалким выражением лица.

Коврбеков больше молчал, а в конце уже и не реагировал на задиристые речи Хасана. Несколько рюмок коньяка, выпитого в этот жаркий августовский вечер, как бы стерли с его лица маску доброжелательности. Он выглядел угнетенным мрачными мыслями, глубоко разочарованным. На лице читались обида и даже озлобление.

В редких паузах Гапур пытался рассказать новому человеку что-либо о районе. Но Хасан бесцеремонно перебивал и его, вносил свои поправки или даже, не обращая внимания на то, что Гапур говорит, повернувшись к нему боком, заводил разговор о чем-то другом.

- Мне рассказывал,- называл он имя кого-либо из известных в республике руководителей,- когда я был у него дома...

Он пристыковывал к любому разговору какую-либо историю и обязательно с участием «значительного лица».

- Звонил мне сегодня рано утром домой,- он опять называл имя известного человека,- спрашивал, когда я приеду в Грозный, говорит, что соскучился. Мы как-то семьями сдружились, когда отдыхали вместе в санатории.

Абасов говорил немного. Он рассказал о двух районах, где до этого был секретарем.

- Я очень благодарен обкому за то, что мне предоставилась возможность поработать в разных местах. Есть что сравнивать, из чего извлекать уроки.

- Я лично,- вмешался Хасан,- когда месяца два тому назад узнал, что вас направляют к нам, обрадовался. Когда мы с вами отдыхали в санатории, я уже знал о том, как решается вопрос.

- Я тогда ничего не знал об этом,- удивился Абасов,- тогда вопрос этот даже не стоял.

- В том-то и дело,- лукаво прищурился Хасан, выдыхая табачный дым,- что об этом знал лишь очень узкий круг людей.

Он покровительственно посмотрел на Абасова.

Коврбеков как-то обреченно вздохнул, прикрыл глаза. Что хотел скрыть от других этот человек? Свою боль от того, что не оправдалась его надежда стать первым секретарем? Гнев на Хасана, который, оказывается, еще два месяца назад знал, кто будет первым, и, очевидно, ничего но сделал для того, чтобы стал им он, Коврбеков? А ведь именно он, Коврбеков, помогал Хасану, поддерживал его во всем.

Абасов изучающе смотрел на собравшихся, слушал внимательно, будто одобрительно кивая головой. Его правильно очерченное, волевое лицо, спокойное и уверенное, вызывало на откровенную беседу. Карие, глубокие глаза, как казалось Гапуру, излучали доброжелательность. Даже наглый тон опьяневшего Хасана и его неумеренное словоизлияние нисколько не изменили выражение этого лица.

- Впрочем, если жить в ладу со здешними традициями и обычаями,- Хасан вытянул руку в сторону Абасова,- если хорошо понять здешних людей, то здесь можно грудь украсить орденами и медалями. Можно, знаете, куда взобраться?

Од поднял руку над головой.

Гапур знал о каких «обычаях» печется Хасан. Прежде всего он проповедует круговую поруку, как известно.

Дальше Хасан уже говорил заплетающимся языком, несвязно, перескакивая от одной темы к другой. Его терпели, не перебивали. И - не слушали. Гапур тоже думал о своем.

«Когда читаю или слышу о вашем горном районе,- всплыли в памяти строки из письма, полученного им из Киева,- с необъяснимым волнением вспоминаю те годы, когда мне довелось работать там учителем. Вспоминаю народные сказания, национальные обычаи и традиции. С особым чувством вспоминаю немногословных стариков. При встречах с ними я охотно кланялся им, следуя горскому обычаю почитания старших...»

Восхищаясь привлекательными традициями и обычаями, люди других национальностей часто становятся их носителями. А так ли уж важно каждый раз подчеркивать родословие той или иной традиции? Не выражается ли в этом ограниченность культуры? Взять такую традицию, как «белхи». Кто-то, к примеру, возводит дом или пристройку, кто-то не успевает убрать огород, заготовить корм для скота. И вот собираются односельчане, независимо от родственных отношений, помогают стены сложить, поставить крышу. Но ведь так принято и у других народов. Да и советский образ жизни зовет стоять всем за одного и одному за всех. В русском и украинском быту собирают «помочь», в чеченском и ингушском зовут соседей на «белхи», кабардинцы и черкесы собираются на «шихаха», балкарцы и карачаевцы - на «иезу». Кто рискнет сказать, у кого этот обычай появился раньше? Важно разбираться, кто и в каких целях использует его. Этим же хорошим обычаем, бывает, пользуются и лентяи. А люди, понимая это, все же не отказываются, прийти на помощь.

- За наши обычаи!- поднял» Хасан рюмку.- Прошу выпить за наши национальные обычаи, которые живут тысячу лет. Без них и нас нет. Хотя некоторые из присутствующих и против них.

При этих словах он демонстративно наклонился к Гапуру.

- Верно, есть в нашем районе, как и в других, немало хороших обычаев,- сказал Гапур спокойно,- но есть и такие, о которых и говорить бы не пристало. Они, к сожалению, тоже все еще живут. И мешают людям.- Он поставил на стол рюмку с недопитым вином, как бы выражая этим свое несогласие с тостом Хасана.- Многие старинные обычаи, не уживаясь с нашим временем, на глазах отлетают, как листья с древа жизни, оставляя лишь воспоминания и легенды. Трудно, к примеру, поверить новому жителю района да и республики, что еще лет двадцать назад старики ингуши да и чеченцы непреодолимой стеной становились перед стремлением какой-либо девочки к образованию. Теперь дедушки и бабушки неделями живут в разных городах, томятся в скверах перед вузами в ожидании результата вступительных экзаменов своих внучек. Так же трудно поверить и тому, что всего лишь двадцать лет назад чеченку или ингушку издали можно было отличить по накинутому на голову платку. Редко какая из них осмеливалась нарушить исламский запрет показываться без головного убора. А обычай иметь двух-трех жен? Он тоже был нередким явлением. И вообще, немало было даже до недавнего прошлого обычаев, унижающих женщин. Эти обычаи некоторые тоже называли народными, национальными.

- Я очень жалею,- сказал Хасан, наливая себе очередную порцию коньяка,- о том, что из-за таких вот суждений многие наши замечательные обычаи уходят в прошлое. А как они были красивы! Что, например, плохого в том, что джигит, полюбивший горянку, которую злые родители не отдавали за него, увезет ее?- Хасан встал.- Джигит на резвом скакуне, словно горный орел, распахнув крылья бурки,- Хасан развел руками,- мчится над обрывом, увозя свою любимую от тех, кто хотел бы за нее взять калым. Это замечательно!

- Ну и сказал,- перебил его Гапур.- Подумайте над самим словом «украсть». Разве оно не оскорбительно по отношению к человеку? Для нас нет выше чести, чем вести с этим пережитком решительную борьбу, потому что он оскорбляет всех, кто принадлежит к нашей национальности.

- А мне рассказывали,- улыбнулся Абасов,- что сейчас уже нет настоящих похищений. Одна, мол, инсценировка. Делается это, в одних случаях, с согласия самой девушки и некоторых ее близких родственников, если на ее замужество нет согласия родителей. А в других -из чисто романтических соображений, показывая, что джигит настолько любит горянку, что даже крадет ее, рискую жизнью.

- Да, да,- оживился Хасан,- это именно так! Именно так оно и есть. Но и то, и другое красиво, своеобразно, несет в себе какую-то гордую национальную особенность.

- Это далеко не так,- сказал Гапур, обращаясь к Абасову.- То, что вам рассказывали, редкое исключение.

Из сотни случаев - один такой. На самом деле под видом подобной «договоренности» насильно увозят девушку и неделями прячут ее неизвестно где,' уговаривают стать женой незнакомого или нелюбимого человека. Нередко бьют, угрожают местью, говорят: «Не лучше ли тебе согласиться, заявить органам власти, своим родителям, что ты вышла сама, вопреки воле родителей?» Не добившись согласия девушки, ее продолжают скрывать. В это же время родители жениха всячески умоляют родителей пленницы согласиться с браком, раз уж похищение состоялось, уговорить свою дочь сказать, что она увезена с согласия. «Вам же это выгоднее,- говорят они,- не будет вражды, помиритесь, возьмете за это деньги, как положено. Не вы первые, не вы последние». Я считаю,- голос Гапура звучал настойчиво и твердо,- что даже инсценировка похищения невесты в наше время не должна признаваться ни романтичной, ни эстетичной. За этой ширмой скрываются тяжкие преступления против личности, людям наносятся непоправимые морально-нравственные травмы.

- Я не понимаю, зачем эти разговоры?- развел руками молчавший до этого Банаев, побагровевший от выпитого коньяка.- Мне кажется, что разговоры о традициях, обычаях сейчас никому не нужны. Они не помогут нам выполнить плановые задания по надоям молока, по заготовке мяса, настригу шерсти. Они не помогут нам в уборке зерна и во всех других хозяйственных делах. У всех у нас должны быть одна традиция и один обычай -лучше решать хозяйственные дела. Без этого наша работа ничего не стоит.

Банаев говорил, глядя в рюмку с коньяком, лишь изредка отрываясь от нее, чтобы посмотреть то на Абасова, то на Михайлова.

Коврбеков ехидно улыбнулся, слегка махнул рукой в сторону Банаева и что-то невнятно пробубнил себе под нос. В обычном состоянии Банаев остановился бы, чтобы понять, как на его слова реагирует Коврбеков, его постоянный наставник. Но на этот раз он не услышал голоса Коврбекова, не обратил внимания на выразительный взмах его руки.

- Сейчас самый разгар уборки колосовых культур,- продолжалась его речь.- Если мы уберем зерно без потерь, то мы сможем побольше сдать его государству в обмен на комбикорма. Если мы это сделаем, то больше будет возможности надоить молока, откормить скот и успешно решить проблему заготовки мяса. Нам нужно как можно больше заготовить кормов на зиму. Нужно больше заготовить полноценного силоса, который важную роль играет в надоях молока. Сена побольше нужно заготовить.

В течении нескольких минут, не делая ни одной паузы, он перечислял все, что нужно делать, чтобы выполнять планы. Гапуру вдруг показалось, что это не речь человека. Как будто включили какой-то механизм. Или это птичий клекот? Гапур даже тряхнул головой, чтобы стряхнуть странное наваждение. И засмеялся. Банаев сердито постучал вилкой по столу.

- А традиции и обычаи на весы не положишь вместо мяса и других продуктов сельского хозяйства,- повысил он голос,- и вместо корма корове не подашь. Так давайте, товарищи, выпьем за наши хозяйственные дела.

Он посмотрел на одного, на другого на третьего и, не дождавшись поддержки, выпил сам. Затем достал из кармана большой батистовый платок и стал вытирать шею, лицо, руки.

- Мне очень понравилось то, что сегодня сказали на пленуме Умар Асхабович Абасов и Иван Михайлович Михайлов,- добавил он после паузы.- Мне кажется, что они сказали основное, что нам нужно сделать прежде всего, а потом уже обстоятельно поговорить об обычаях и традициях. Они, конечно, тоже нужны, но когда уже все остальное есть.

Было уже за полночь, когда Абасов встал, поблагодарил всех за ужин, за беседу, сказал, что пора идти отдыхать.

- Вы нас проводите до гостиницы?- обратился он к Гапуру.

Провожать вместе с Гапуром пошел и Хасан. На обратном пути он высокомерно объявил, что наступили другие времена. Отныне и дух будет здесь другой! Гапур ничего не ответил, не желая ввязываться в пьяную перебранку.

Совместное застолье как бы притупило бдительность Хасана. Он разболтался. Получалось, что Абасов у него уже «вот где» - был показан кулак. Некоторые заботы Оставались еще с инструктором обкома - через него, с его помощью он хотел перевести в район Усмана.

- Ох, как он здесь нужен! Ох, как нужен! Просто необходим району, мне... Зама, лучше его не найти!

«Вот оно что...- усмехнулся Гапур.- Поистине: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Значит, Хасан примеривается к креслу председателя райисполкома. Потому и вел себя с Банаевым так».

Попрощавшись, Гапур повернул на свою улицу. Домой он не спешил. Хотелось проветриться. Да и было о чем подумать.

Итак, что мы имеем на сегодня? Пока перемены - не более, чем повторение пройденного. Новое лицо, это верно. Но вокруг него - старая возня? Это тоже верно. Подобное Гапур уже видел. Вокруг Эмиева, вокруг того же Банаева... Теперь вот вокруг Абасова. Как всегда, дельцы пытаются заключить в сферу своего влияния нового работника. Они сделают все, чтобы привести в действие рычаги в республиканских учреждениях. Эмиев как-то рассказывал Гапуру, что по поводу назначения Хасана заведующим отделом райкома ему звонили два Министра республики. Не говоря уже о других. Жена одного очень крупного работника, например. Эмиев долго не поддавался, ведь Хасана он знал! Но все же натиска не выдержал. Хасан- таки занял должность, имеющую непосредственное отношение к подбору и расстановке кадров в районе.

Помнится, еще Саваров характеризовал Хасана как интригана, притом грубого и неотесанного. Потому-то Саваров и считал его не очень опасным. Невыдержанность, грубость выдавали его цель - вырваться вперед, захватить руководящий пост, располагать властью в личных целях. Саваров говорил, что опасны интриганы, действующие исподтишка, плетущие интригу сложную и хитрую. А вот - пожалуйста! Грубый и неотесанный Хасан со своими весьма скудными способностями продвигается к цели. А Киясов - интриган с тонкими манерами и особыми подходами к людям, умевший создавать вокруг себя иллюзию радения за справедливость, Киясов - опростоволосился. Надо надеяться, такой исход у Хасана - впереди.

Так что же, предоставить все естественному ходу вещей? Или все-таки приступить к исполнению той программы-максимум, о которой они с Адамом говорили? По этой программе Гапуру полагается вмешиваться в каждый известный ему факт нарушения законности. А такой факт жизнь преподнесла ему сразу же, как только он вернулся из отпуска. Шашлык директора совхоза Раиса! Гапуру казалось, что этот шашлык все еще ощущался как ком в горле. Чего доброго, этот жулик думает, что теперь Адам и Гапур - свои люди?! Уж конечно, все, кому полагается, знают, что в горах было угощение. Этого достаточно, чтобы распустить какие угодно слухи. Да и слухов не надо. Вполне достаточно того, что Раис и его товарищи открыто хвалились своим умением «делать» успехи района. Получалось, что теперь, когда они посвятили в эти тайны Гапура и Адама, как бы их сообщники. Знают и молчат. Значит, покровительствуют. Значит, нуждаются в этих махинациях. А из этого какой вывод? Что он, Гапур, из одной компании с Хасаном. Все же знают, что Раис и Хасан - друзья. Впрочем, кажется, даже родственники?

Если Хасан перетащит сюда еще и Усмана Кулацкова... Мало вероятного... Но мало ли невероятного стало очевидным? Так вот, если перетащит этого приятеля, компания станет покрепче. Ее происки труднее будет преодолевать. По всем соображениям получается, что надо вступать в борьбу.

А чью сторону изберет Абасов?

Кто же знает? Сегодняшние события не прояснили ничего. Он наблюдает. Это очевидно. А вот какие выводы делает - ничем не выдает. Совсем не исключено, что он разрешает свободу действий каждому, в пределах дозволенности, конечно. Лишь бы не мешали. И не исключено, что из всех действий извлекает собственную выгоду. Совсем не исключено.

В расчет надо принимать худшее. Например, что Абасов возьмет сторону Хасана и компании. И что тогда? В драку не ввязываться?

Гапур поднял голову. Глубокая звездная ночь была чистой и прохладной. Она как бы прикрыла всю землю с ее суетой, оставив человеку только ощущение необъятности пространства и возвышенность духа.

Гапур глубоко вздохнул.

«Надо не забыть утром же потребовать всю отчетность совхозную, все документы. Вопрос сформулируем так...»



20

Бюро обсуждало итоги выполнения девятимесячного плана. На заседание были приглашены все руководители района. По делам сельского хозяйства докладывал Банаев. Адам с легкой снисходительной улыбкой наблюдал своего патрона. А Гапур опять занялся отгадыванием того, что напоминает ему банаевская речь: механическое воспроизведение человеческих звуков или все-таки птичий клекот? Что бы ни напоминала - смысла в ней не было.

В конце выступления Банаев снял очки, вытер платочком лицо, повернулся к Абасову и заявил, что в последние два месяца дела в совхозах резко улучшились и, как бы боясь остаться непонятым, добавил, что произошло это только благодаря правильному руководству со стороны первого секретаря Умара Асхабовича.

Гапур даже обрадовался: а вот и смысл банаевской речи - вполне человеческой! А он-то гадает... Не узнал птицу по полету.

Абасов слегка покраснел, явно хотел что-то возразить, но Коврбеков перебил его репликой с места:

- Что верно, то верно.- Тон Коврбекова при этом был обычный, непререкаемый. -Причина одна, и все ее видят. Именно это изменение отношения руководства к конкретному делу и дало положительные результаты!

- Совершенно верно,- это уже Банаев. Голос его вдруг сделался уверенным и твердым.- Я вчера говорил об этом и на совещании в исполкоме.- Удовлетворенно оглядываясь вокруг, он сел на место.

Коврбеков, не вставая с места, продолжал, что в последние два месяца работа идет в новом стиле, который благотворно влияет на производство. При этом он то и дело поглядывал на Гапура исподлобья, как бы стремясь узнать, разделяет ли он эту мысль.

А Банаев изучающе смотрел на Адама. «Если бы Адам стремился занять мое место, то наверняка попытался бы как-то одобрительно отозваться на такую оценку дел за последние два месяца»,- думал Банаев.

И о председателе райплана говорили как о претенденте на его место. А он почему-то тоже молчит, время от времени пощипывая короткий ус да вздыхает. А там и директор завода - член бюро райкома - тоже молчит, с видом недовольного, нахмурив брови. О нем тоже говорят, что он хочет быть председателем исполкома. Но почему директор такого крупного совхоза, как «Рассвет», молчит, не выкрикивает одобряющей реплики, задумчиво смотрит в окно? Почему они все молчат?

Паузу прервал Хасан.

- Все дело именно в новом стиле,- сказал он, приняв некоторую заминку и слегка смущенный вид Абасова за желание слушать комплименты в свой адрес.- Это видят все зрячие.

А Раис все дергался, из просторного воротника гимнастерки защитного цвета тянулась его длинная жилистая шея.

- Правильно,- раз от разу все громче и громче повторял он, поддерживая Банаева, Коврбекова и Хасана, не сводя глаз с Абасова.- Оно понятно! Так и есть! Все об этом знают!

Гапур сурово посмотрел на него. Понимающей улыбкой отозвался на этот взгляд Ибрагимов, директор совхоза «Рассвет», рядом с громоздко-нескладной фигурой которого Раис казался мальчишкой.

Еще один член бюро райкома хранил безмолвие - районный инспектор статистического управления, или, как его привычно называли все,- ЦСУ. «ЦСУ сказал», «ЦСУ не засчитал», «ЦСУ не пропустил»... Особенно часто повторялись такие выражения в конце квартала, полугодия, а больше всего - в конце года.

Гапур заметил, как чувство неловкости, словно нарисованное на лице Абасова, постепенно сменялось озабоченностью. Он время от времени почесывал бледно-розовые залысины по краям крутого лба. В какой-то момент вдруг все затихли. Слышался только скрип стульев.

- Удивительно,- вновь нарушил паузу Хасан.- Есть даже и среди нас работники, которым успехи последнего времени стали, как кость, поперек горла.

- Есть, к сожалению, такие,- подтвердил Коврбеков.

- Да, есть,- повторил совершенно автоматически Банаев.

- Вот в том-то и дело, что есть,- заерзал Раис.

- Да... м...- потер лоб Абасов.- Но ничего. Как говорится, нет худа без добра, поживем - увидим.

Совершенно спокойно, словно размышляя вслух, и с улыбкой на лице он еще раз уверенно сказал:

- Поживем - увидим, как говорится.

- Да,- подхватил Хасан,- время покажет.

Он сидел широко, подчеркнуто свободно, как бы демонстрируя свою приближенность к Абасову и обособленность от остальных руководителей района.

- Не затянем ли мы решение сегодняшних неотложных дел,- вставил Коврбеков, придавая своему утвердительно- вопросительному тону угрожающую интонацию,- если будем ждать, что покажет время?

- И это верно,- заерзал Банаев.- Все правильно. Правильно и то, что время покажет. Поэтому и говорят, что время - лучший советчик. Правильно и то, что некогда ждать, пока оно покажет. Дел неотложных,- срочных очень много. Все правильно, все верно.- Он вытер платком лицо и шею.

Гапур поминутно снимал очки, вытирая их кончиком галстука, посматривая в окно, прищуривая глаза от яркого солнечного света. Надевая очки вновь, он искоса оценивающим взглядом ощупывал то одного, то другого из членов бюро райкома, то самого Абасова. Было заметно, что Гапур всячески стремится скрыть раздражение.

Комедия становилась невыносимой.

Человеку по натуре горячему, ему нелегко было в этот момент управлять своими чувствами, сдерживать их. Лишь огромным усилием воли он заставил себя не спросить, к чему все комплименты: к тому, чтобы умалить достоинство партийной организации района, ее неоспоримые успехи в руководстве социально-экономической, политической и идейной жизнью района, или к тому, чтобы дезориентировать Абасова? Пусть думает, что начинает работу на пустом месте - так, что ли?

- Одного только требует этот новый стиль,- продолжал Коврбеков с места,- нужны рапорты о выполнении планов. Будут признаваться нами только рапорты о досрочном выполнении планов. И только рапорты.

- Правильно!- поддержал Банаев, выбросив вперед руку.- Хватит! Кончено время всяких объяснений. В исполкоме я вчера заявил об этом. Я сказал, что это требование товарища Абасова.

Абасов молчал. Почему? Гапур почувствовал, что в нем начало закипать давно забытое ощущение. Захотелось вскочить на маленькую киргизскую лошадку и, пришпорив ее, помчаться... Вот по этому залу... И-эх, как бы он «приложил» к некоторым спинам тот крепкий хлыст!

- А секретари партийных организаций совхозов, присутствующие здесь, должны нести за эти рапорты особую ответственность,- вернул Гапура к действительности голос Хасана. - Рапорты - своевременно и о перевыполнении. Там между собой разбирайтесь.- Он посмотрел на Абасова, потом хмурым взглядом на остальных.- А то здесь так заведено: плана нет, зато объяснений куча.

Я лично считаю, что никакая, даже объективная причина не может быть принята во внимание. План - вот главное!

Хасан снова обвел теперь уже победным взглядом весь зал.

- Теребите их почаще и побольше,- указал он пальцем на громоздкую фигуру Ибрагимова,- не слезайте с них, пока вам не дадут сводку о выполнении плана.

- Опасно,- улыбнулся Исраил Ибрагимович.- Вдруг кто свалится с моей шеи, далеко падать придется. Больно будет.

Хасан нахмурил брови. В зале установилась тишина. Было отчетливо слышно прерывистое дыхание разгорячившегося Хасана. Он уже поднимался, чтобы ответить «дерзкому». Но его жестом остановил Абасов. Он будничным голосом изложил свои впечатления от итогов деятельности совхозов за прошедший период года. Отметил то, что показалось ему ценным в опыте отдельных хозяйств, указал на достойное распространение и внедрение в других хозяйствах. Предельно четко отметил недостатки, их явные и возможные причины.

- План - это закон, который нужно выполнять, но не любой ценой,- при этом Абасов посмотрел на Коврбекова, Банаева и Хасана,- а четкой работой, используя только дозволенные методы. Не рапорты важны...- И Абасов углубился в анализ положения дел. Совещание покатилось по привычным рельсам. Деловые вопросы, деловые ответы. Тут уже не о чем было говорить ни Хасану, ни Банаеву...

Когда Абасов объявил совещание законченным и направился в свой кабинет, к нему подошел Раис и хотел что-то сказать. Было заметно, что Раис не желает, чтобы другие слышали, что именно он хочет сказать.

- Приходите через полчасика,- пригласил его Абасов.

Хасан одобрительно кивнул головой Раису и направился в свой кабинет. За ним мелкими шажками, то опережая его, то пропуская вперед, засеменил Раис.

- Что ты хочешь ему сказать?- спросил Хасан важно развалясь в мягком кресле.

- Ты же знаешь. Как мы с тобой договорились. Хочу пригласить его к себе, в хозяйство,- ответил Раис,- хочу показать, рассказать, что мы, наше хозяйство, не только выполняем свои планы, но и перевыполняем их по просьбе районного руководства и тем самым боремся за честь района. Потом хочу, чтобы он вместе с тобой зашел ко мне домой. А там - как мы говорили... Угощу, вручу сувенир...

- Идет,- похвалил Раиса Хасан.- Только смотри, чтобы сувенир был хороший.

- Не волнуйся,- подмигнули Раис.- Я всё это хорошо понимаю. Сделаю все. Ты будешь доволен,- сказал он.- Вот только надо, чтобы ты с ним приехал, а не кто другой.

- Не волнуйся,- обещал Хасан,- никто с ним не поедет, кроме меня. Мы будем в воскресенье. Все это я беру на себя. А ты организуй в совхозе какое-нибудь мероприятие.

- Какое?- почесал Раис затылок.

- Воскресник по заготовке сена!- Хасан не скрывал восторга от того, что так легко нашел подходящий повод.

- Замечательно!- поддержал его Раис.- Я действительно организую воскресник. С танцами, с музыкой. Абасов будет доволен.

- Да,- сказал Хасан,- Абасов любит это. Мне рассказывал мой коллега оттуда, где он работал в последнее время.

Договорившись обо всем, Раис отправился к первому секретарю райкома.

- Можно к вам?- просунул он свою петушиную шею в полуоткрытую дверь.

Приблизившись к столу, за которым сидел Абасов, Раис произнес целую тираду.

- Я очень рад,- начал он,- что имею возможность высказать вам наедине свое удовлетворение сегодняшним совещанием. Я уверен, что оно сыграет огромную роль в улучшении всей нашей работы. Таких совещаний у нас не бывало. Совещаний много было, но таких деловых не было. Все были восхищены. Уверен, что с вашим огромным опытом и вашим авторитетом район можно сделать передовым. Я все буду делать, чтобы оказаться вам полезным. Да и наш совхоз - хотя это и лучшее хозяйство в районе,- но и его можно сделать еще лучше.

Раис так быстро говорил, что Абасов не успел даже пригласить его сесть.

- Садитесь, пожалуйста,- предложил он ему, наконец.

Открылась дверь, и вошел Хасан.

- Не помешал?

- Нет,- ответил Абасов.- Давайте вместе послушаем директора совхоза.

- Слушаю вас,- обратился Абасов к Раису, давая понять, что ему нужно переходить ближе к делу.

- Я... Я...- начал заикаться Раис,- я всегда помогаю району выполнять планы.

- Слышал.- Абасов взглянул на Раиса в упор.- Только еще не разобрался, как это вам удается. Может быть, у вас не напряженные планы, ниже ваших возможностей?

- Нет, нет,- замахал руками Раис- Планы наши очень напряженные.

- Умеют они работать,- вступился Хасан за Раиса.- Да так, что и свои планы выполняют, и другим помогают. Молодцы!

- Я пришел к вам,- набрался духу Раис,- чтобы пригласить вас на воскресник по заготовке кормов. У нас подобные мероприятия очень здорово проходят. Я и наш секретарь парткома да и все наши рабочие просят вас приехать к нам в этот день. И Хасана ждем, потому что он нам здорово помогает во всем.

Абасов ответил не сразу. Посмотрел изучающе на Хасана:

- Как думаете?

- Как скажете,- притворно пожал плечами Хасан.

- Хорошо,- согласился Абасов,- приедем к вам.

Вернувшись в совхоз, Раис пригласил к себе секретаря партийной организации.

- Райком рекомендует,- сказал он,- провести такой воскресник, чтобы его можно было даже заснять на кинопленку, чтобы учить других, как нужно проводить такие мероприятия. Когда меня спросили Абасов и Хасан, сможем ли мы это организовать, я ответил и за себя, и за тебя, что сможем.

- К чему такой аврал?- спросил секретарь.- Наши люди и так по-ударному работают, мы же объявили месячник по заготовке кормов.

- Понимаешь, для агитации,- прищурил Раис правый глаз.- Это надо для агитации в этот очень ответственный период.

- У нас уже полутора годовой запас сена,- пожал плечами парторг.

- А мы скажем,- моргнул Раис,- Что боремся за двухгодовой план.

Когда Абасов с Хасаном приехали в воскресенье утром, в совхозе все уже было в разгаре. Висели, плакаты, призывающие всех на воскресник по заготовке кормов.

- Ну, молодцы!- обращая па все внимание Абасова, похвалил Хасан.- Любое дело хорошо получается, если его хорошо обдумаешь. Вот я всегда так поступаю,- продолжал он.- Приглашаю к себе секретаря парторганизации и прямо под карандаш диктую, что нужно делать. Иначе ничего не получится. Везде нужен контроль да контроль. Раис - директор толковый, инициативный руководитель. Секретарь парторганизации слабоват и немного заносчив. Потому между ними возникают иногда споры. Но мы стараемся поддерживать авторитет директора. Он за все отвечает.

- Ты, наверное,- обратился Хасан к парторгу,- все же съезди на горный участок, боюсь, как бы там кто-нибудь не свалился ненароком в обрыв, а то ведь там,- пояснил он уже Абасову,- косят у самого обрыва.

Замысел Хасана был ясен, как стеклышко: парторга надо было удалить с предполагаемого обеда (или ужина - как получится).

Парторг попрощался и уехал, а Раис с Абасовым и Хасаном побывали еще на нескольких участках, беседовали с людьми. Наступила пора возвращаться Абасову в райцентр.

- Я... мы с супругой,- сказал Раис заикаясь,- просим вас посмотреть, как мы живем. А то нас никто из начальства не жалует даже редким посещением.- При этом украдкой от Абасова посмотрел он на Хасана, тот ответил ему одобрительным взглядом.

- Умар Асхабович,- взмолился Раис,- не обижайте нас, хлеборобов, а то чувствую, что Хасан не принимает моего предложения.

Искуственность предлога была заметна. Но Абасов утвердительно кивнул головой.

Жена Раиса Соврат открыла ворота, и гости заехали во двор. С белоснежным полотенцем, переброшенным через плечо, с душистым мылом в позолоченной мыльнице в одной руке и большим кавказским алюминиевым кувшином с водой в другой руке подбежала хозяйка к Абасову и предложила умыться с дороги.

- Какая холодная водичка... Хорошо освежает после жаркого дня,- поблагодарил первый хозяйку, вытирая руки.- И вечер выдался с чудным закатом.

- Для нас он вдвойне красив,- сказала она почти шепотом.- Оттого, что вы у нас.

Абасова слова хозяйки привели в смущение.

«Что это?- думал он.- Увидела меня впервые и так привечает...»

Дом у Раиса не уступал иной городской постройке. Он был просторен, состоял из шести комнат. Крыша покрыта цинковой жестью, сверкает в лучах заходящего солнца. В глубине подворья стоит под черепицей так называемая «времянка», такая, что могут две семьи разместиться. Контрастом на его фоне выглядело здание сельского клуба. Его саманные стены, видать, давно не белены, с облезлыми боками. Старая черепица на крыше то тут, то там съехала. Перекошены рамы окон.

Двор усадьбы Раиса - хватит для десяти автомобилей. Под обоими домами - помещения, которые именуются подвальными. На самом деле в них можно жить, как и на верхних этажах. За домами расположен ореховый сад с беседкой у родничка. Гараж. Три человека благоденствуют в этом царстве: Раис с женой да их малолетний сынок.

Когда стало темнеть и во дворе зажглись большие электрические лампы - все приобрело прямо-таки сказочный вид. Соврат, торопливо накрывавшая стол под зеленым шатром навеса, выглядела очаровательной.

- Состояние моих предков и родителей,- объяснял Раис,- все, что они нажили за свои жизни, ушло на этот дом. Мы его строили и для родителей, и для себя. Увы, им не суждено было пожить в нем. Умерли, когда дом еще не был достроен. Пришлось рассчитывать на себя.

- А машины-то нет?- спросил Абасов, указывая на гараж.

- Нет, так будет,- игриво ответила Соврат.- Мой отец хоть сегодня даст нам деньги на машину.

- Кем он работает, ваш отец?

- Он...- запнулась Соврат.- Он сейчас пенсионер.

- А кем работал?

- На разных должностях,- поспешила она замять этот разговор.

- Вы что, у него одна?

Нет,- ответила хозяйка,- нас шестеро детей. Все уже замужем, женаты?

- Трое. А остальные еще дома, помогают ему на мельнице.

- Так он на мельнице работает?

- Да,- заиграла она плечами.- Он заведующий мельницей.

- Вы разве не знаете,- удивленно вытянул шею Раис,- что мы с Хасаном свояки? Мы это, правда, не афишируем.

Абасов смотрел то на Раиса, то на Хасана, слегка усмехаясь.

- Да, да,- спешил Раис пояснить,- его жена Совдар - старшая сестра моей жены Соврат.

- Да, это мой зять,- сказала Соврат, показывая на Хасана.- Мой отец больше всех любит его. Он помогает ему оставаться на мельнице. Сколько всяких проверок было, ревизий, сколько попыток убрать оттуда отца. Немало нервов потрепал старик, пока Хасан не стал работать в райкоме. Сейчас...

- Ладно, хватит об этом,- перебил ее Хасан, недовольный такой откровенностью.- Давай помогу тебе стол накрыть.

- Он живет хорошо,- не отступала от своего Соврат.- Завистники .злятся на него. Да и на нас пишут всякую всячину. Замучили было до прихода Хасана в райком. То одна комиссия, то другая... Сейчас успокоились.

- Давайте ужинать,- предложил Хасан.- Что будем пить? Водку? Коньяк? Какой?

На приставной столик была выставлена добрая дюжина бутылок. Тут был и коньяк, и водка, и вино. В основном, иностранных марок. Их отличала необычная фигурная посуда. Основной стол был завален всякими продуктами, многие из которых Абасов до этого вообще не встречал. Например, вяленая конина, северные куропатки. Конину, оказывается, завезли из Средней Азии. С Заполярья были доставлены куропатки.

- Есть такое предложение,- начал Хасан по праву старшего,- выпить эти бокалы за здоровье нашего доброго и самого любимого друга и гостя Умара Асхабовича!

- Я добавлю,- вскочил Раис.- За самого дорогого гостя в нашей семье за все время ее существования!

Хасан и Раис говорили, перебивая друг друга, о достоинствах Абасова. По их мнению, они сейчас закладывали возможность устраивать пышные сборы то у одного руководителя района, то у другого под предлогом, что такие встречи сближают руководителей района, создают спаянный коллектив, а ему, Абасову, помогают лучше узнать свои кадры. Настойчивое выражение дружелюбия, непрерывные тосты были рассчитаны на то, чтобы создать у Абасова уверенность в чистосердечном отношении к нему двух близких друг другу людей. Хасан восторженно говорил о Раисе, рекомендовал его верным товарищем, хорошим работником. Раис в свою очередь хвалил Хасана, говорил, что среди его друзей много влиятельных людей, намекал на то, что он причастен к освобождению Эмиева от должности первого секретаря.

- Дорогой Умар Асхабович,- поднялся Хасан, держа в руках огромный турий рог, отделанный золотом и серебром.

Рядом с ним встал Раис и тоже назвал Абасова дорогим.

- Мы - твои братья и друзья,- продолжал Хасан.

- Наши друзья - твои друзья,- добавил Раис -Вот этот мой дом - это твой дом.

- Клянусь - так,- сказал Хасан.- Мой дом - тоже твой дом.

- Этот великолепный рог нашего горного козла,- продолжал Хасан, чуть раскачиваясь,- этот рог...

- Извиняюсь,- перебил его Раис,- не козла, а настоящего тура, кавказского тура.

- Пусть будет настоящего тура... Этот великолепный рог, столь тонко отделанный искусными руками наших ювелиров (и золота, и серебра здесь не один десяток граммов, как видите), пусть будет вам подарком от нас, как символ пожелания вам, нашему брату, изобилия всех благ, человеческого счастья!

- И любви,- вставила Соврат,- потому что без нее нет человеческого счастья.

- Я принимаю ваши пожелания,- ответил Абас. Это были его первые слова за вечер.- Но рога не могу принять, потому что, по моему убеждению, мужчина недолжен иметь рога.

Шутка была остроумной. И все засмеялись. Но ведь за шуткой был отказ!

- Мы это от всей души,- сказал Раис умоляюще.

- Я понимаю,- ответил в тон ему Абасов, - вы меня тоже поймите. Я ведь тоже от души прошу не настаивать.

- Предрассудок?- спросил Хасан с заметным огорчением.

- Может быть,- ответил Абасов спокойно.

Раис незаметно для Абасова сделал знак жене. Она ушла и вскоре вернулась с коробкой в руке.

- Это вам от меня,- она открыла коробочку и вынула из нее золотые часы и браслет.- Как дорогому гостю. Носите на здоровье! Ваша рука достойна таких дорогих вещей.

- Нет, что вы,- отвел Абасов свою руку назад.- Яне могу получать такие подарки.

- Видите ли,- прищурил глаз Хасан,- если разобраться, то тут нет ничего особенного. Часы ее. Она дарит их дорогому гостю. Ей от вас ничего не нужно. Она на работу не просится. Не работала, не работает и работать не собирается, как и моя жена. Хватит того, что мы работаем. Она от вас же ничего не требует. Просто традиция такая.

- Понимаю,- ответил Абасов. Он взял часы, полюбовался ими. Присутствующие удовлетворенно переглянулись.

- Мне очень нравятся мои новые часы,- сказал Абасов,- и поэтому я дарю их уважаемому мною человеку -Раису. В знак благодарности за дружбу и гостеприимство.- С этими словами он протянул часы Раису.

Казалось, этот эффектный жест поставит хозяев в тупик. Но... Раис словно спохватился, что-то вспомнил, быстро вышел.

- Огонь, а не Раис,- покачал головой Хасан.- Надежный человек. Все, что нужно, можно поручить ему. Все будет сделано в лучшем виде и без излишнего шума.

Раис вернулся со свертком.

- Прошу наполнить бокалы.- И он развернул сверкнувший в ярком электрическом свете кинжал в инкрустированных ножнах.- От такого подарка не откажется ни один мужчина! Пусть не будет у нашего дорогого друга черных дней, когда надо вытаскивать это булатное лезвие из этих прекрасных ножен. Это подарок от совхоза. И сделал данное чудо житель нашего горного района.

Все, уже не скрывая жадного любопытства, следили за Абасовым: за его глазами - а они не отрываясь глядели на кинжал; за его руками - а они любовно поглаживали клинок.

Раис облегченно вздохнул. Хасан победно откинулся на спинку стула.

Абасов поблагодарил за пожелания, пригубил бокал. Остальные выпили до дна.

- Вот вам за кинжал.- Абасов, улыбаясь, передавал Раису монету. Это опять была шутка. Гость как бы покупал у хозяина кинжал. Он как бы говорил: вещь эту я купил и теперь ничем за нее не обязан. Раис шутку понял. Он принял монету с поклоном.

- Думаю, что пора уже ехать домой.- Абасов поглядел на часы.- Скоро уже десять.

- Хорошо, мы вас отпустим,- согласилась хозяйка.- Вы отказались от всех наших подарков, так не откажите в том, чтобы попутно заехать хотя бы на десять минут к моему отцу. Он ждет. Он слышал о вас много, а видеть не видел. Сделайте радость старику.

Слова хозяйки поставили последнюю точку в «борьбе» за вручение подарка. Она как бы подтверждала вслух, что подарок гость принять отказался. Кинжал - купил, а что почти даром, так ведь дело хозяйское. Не хотели бы - не продавали. И теперь вот она просит уж о самой малости.

Из гаража выкатили машину.

- Так есть все-таки?- удивился Абасов.

- Наших родственников автомобиль,- нашелся Раис.- Попросили поставить у себя. У них во дворе нет места. А мне не мешает, я даже кое-когда ею пользуюсь. Сестра тещи, владелица машины, такая женщина, что ничего не скажет. Сама ездить не умеет, а машину имеет. Выиграла по лотерейному билету. Я ее просил продать машину кому-нибудь. Воспротивилась. Говорит, что тот лотерейный билет ей подарил недавно умерший брат. Поэтому машина у нее как память о брате и подарок от него. У нее был только один брат. Память о нем ей очень дорога.

«Хитро сочинил Раис»,- отметил Хасан.

Негласно решался вопрос, с кем поедет Абасов. Решили - с Хасаном.

Главную роль в дружбе с Абасовым рассчитывал Хасан оставить за собой, все другие его близкие будут пользоваться выгодой от этого знакомства через него.

Легковые машины подкатили к воротам двух громадных домов, расположенных за одной высокой кирпичной оградой. На сигнал из калитки показалась женщина и, узнав, что приехали гости, быстро вернулась назад. Скоро вышел сам хозяин этого двора.

- С нами Абасов,- сказал Хасан, указав на него рукой.

- Здрасте, пожаласта,- неуклюже согнулся, подбежав к Абасову, мужчина лет шестидесяти.- Рад вас видеть. Много слышал о вас. Народ быстро узнает, хорош человек приехал к нам работать. Слава боха, что ти приехал. Хасан много говорил, что ти хорош человек. Раис тоже говорил. Там Грозни много начальников мене знает. Они тоже говорил, ти хорош человек.

Машину загнали во двор. Массивные ворота закрылись на железные затворы. Калитку тоже заперли на замок.

- Все это наша хозяйства,- сказал старик.

- Оба дома ваши?

- Оба,- ответил хозяин и тут же стал выкручиваться.- Один мой, другой не мой, а мой старши жина.

- У вас две жены? - Абасов посмотрел на Хасана.

- Ты почему, отец, разговариваешь на русском языке?- спросила дочь.- Умар Асхабович ингуш. Он по-ингушски понимает.

- Черт знаешь,- ответил ей отец,- я так привикла.

- Ну а в общем, как живете?- Абасов перешел на ингушский язык, заполняя неловкую паузу, образовавшуюся в результате его вопроса о женах.

- Ничего подобного, дарагой!- ответил хозяин все же на русском языке.- Мельниц работаешь. Чижолай работ. Пеней не хочу. А мельниц привикла.

Угощение для гостей было готово. Хозяин, как можно было понять, их ждал. В просторной с богатой мебелью комнате одного из домов стол был заставлен напитками. Быстро принесли отварную баранину, запахло свежими шашлыками.

Гостей пригласили за стол.

- Всего лишь на десять минут мы заехали,- сказал Абасов.- Есть, пить уже невозможно. Полчаса как мы встали из-за стола. Завтра на работу.

- Я понимай.- Хозяин почему-то упорно не желал переходить на родной язык.- Хорошо понимай. Хлеб-соль надо немного покушат.

Избавиться от назойливого гостеприимства изрядно охмелевших Хасана, Раиса, настырной Соврат и ее отца-мельника было непросто. Но Абасов, попрощавшись с хозяином, решительно шагнул к выходу. Он протянул руку и Хасану, но тот сказал, что они поедут с ним: Раиса на утро зачем-то пригласил к себе в райком Гапур. При этом Хасан не упустил момента обратить внимание Абасова на то, что, по его, Хасана, мнению, секретарь райкома Умчиев часто занимается тем, что ему по долгу службы не положено.

Покривил душой Хасан, покривил. И он, и Раис очень даже знали, зачем назавтра надо быть директору совхоза у Гапура. Они догадались об этом в тот самый день, как стало известно, что секретарь по идеологии изучает дела в совхозе - комплексно, по всем направлениям. Как результат этой информации и был затеян сегодняшний спектакль с угощением и подарками. Все вроде бы было в рамках традиции. Но цель была - прощупать, выведать, какой он, Абасов, какую линию поведения нужно с ним держать в тех обстоятельствах, которые, несомненно, должны были сложиться.

Усевшись на заднем сиденье, Хасан и Раис поочередно вытягивали шеи вперед, к Абасову, объясняя ему, что им, хорошим руководителям и патриотам района, трудно жить и работать и что они надеются на дружелюбное отношение к себе со стороны первого секретаря. Как бы мимоходом назвали несколько ответственных работников, которых нужно убрать, чтобы в районе пошли дела в гору. Первым было, произнесено, конечно, имя Гапура. Всю дорогу до райцентра они давали советы, кого куда переставлять, кого выдвигать...

Абасов молчал. Но Раис и Хасан видели, что слушает внимательно. И хотя сегодняшний вечер показал (это понимали оба), что новый хозяин - «дороговат», подарки-то вон с каким разбором принимает, да и то как бы не принимает совсем, оба надеялись на то, что Абасов свой человек, что под его крылом они будут жить припеваючи. А уж отблагодарить за услуги они умеют. Разве не доказали это?

На следующий день после обеда Гапур зашел к Абасову. Разговор шел о сходах как эффективной форме работы с населением. Абасов слушал внимательно, со знанием дела уточнял детали, давал дельные советы. Гапур даже воспрянул духом, когда первый секретарь сказал, что члены бюро райкома будут участвовать в проведении, сходов населения.

- И надо продумать,- прибавил Абасов,- как добиться, чтобы все специалисты народного хозяйства не стояли в стороне от идеологической работы в районе.

- А теперь я хочу проинформировать вас об очень важном деле,- сказал Гапур.- Речь идет о приписках в совхозе. Там уже несколько лет завышают цифры производства мяса, молока, яиц. Проверка подтверждает это. Сегодня я вызвал Раиса в райком для беседы. Держится высокомерно. Какие-либо объяснения дать отказался...

Это сообщение не произвело на первого секретаря никакого впечатления. Абасов некоторое время пристально смотрел на Гапура, как бы углубленный в какую-то свою мысль. Потом встал и подошел к окну.

«Слышал ли он, что я сказал?- подумал удивленно Гапур.- Что за ерунда, конечно, слышал!»

В кабинете воцарилось молчание. Долгим ли оно было, коротким ли - Гапуру показалось вечностью. И в этой вечности подобных картин - когда один говорит, а другой делает вид, что его не слышит,- припомнилось немало. Сиживал вот так, в ожидании ответа, он и перед Эмиевым. Сколько раз пытался объяснить ему, что нельзя разграничивать глухой гранью воспитательную работу и хозяйственную, что это две стороны одного процесса. Тогда, в спорах с Эмиевым, Гапур был нетерпелив, часто прямолинеен. Теперь у него опыт, закалка. Он подождет - пусть Абасов подумает. Он подождет. И если они не поймут друг друга, то оружия он не сложит. Такая у него теперь программа. Он будет ее выполнять. Неотступно.

Но почему молчит Абасов? Опять - Хасан, Коврбеков? Да, кстати, и Раис не к месту упомянул сегодня, что весь вчерашний день и вечер провел в компании Абасова. Гапур было не придал этому значения - обычные штучки, приемчики: мол, меня не трогай - опасно. Но почему-то молчит Абасов...

- Я тебя пригласил,- Абасов неожиданно для Гапура сел за приставной столик поближе к нему,- чтобы посоветоваться о кандидатуре на должность председателя райисполкома.

- А как быть с приписками в совхозе?- Гапур не придал значения словам секретаря, потому что в первую очередь отметил: его собственный вопрос остался без ответа. А так как было принято решение не отступать, то он с настойчивостью вернулся к своему вопросу,- Ведь это преступление.

Последние слова Гапур произнес с особым ударением.

- Да так и есть,- ответил Абасов спокойно, с еле заметной улыбкой.- Мне кое-что об этом тоже известно. Это действительно преступление. Будем разбираться, с чьего ведома оно совершалось. Еще нужно и доказать все это...- Абасов говорил медленно, как-то подчеркнуто не заинтересованно. И вдруг, вскинув голову, повторил:- Так кого председателем порекомендуем?

Гапур молчал. Он думал о своем. «Что-то тут не так. Он знает о приписках и все же проводил время в их компании? Может быть, Раис говорил неправду, не был с ними Абасов? А если и был? Что здесь такого криминального? Ведь я тоже ел с ним шашлык в горах, с Раисом - и при этом не считаюсь его другом. Мне вообще нет до этого дела. У меня свое дело. Я хочу знать, как будем разбираться в приписках». Гапур поднял глаза на Абасова - и увидел дружескую улыбку.

- Большинство членов бюро рекомендует председателей райисполкома тебя, Гапур. Я беседовал с отдельными хозяйственными руководителями да и с некоторыми представителями интеллигенции района. Они тоже за твою кандидатуру. Оценка тебе дается высокая. Стопроцентно твою кандидатуру поддерживают в райкоме.

- Меня?!- Для Гапура, все, что он услышал, прозвучало более чем неожиданно. Ему и не снился такой оборот.- Я вряд ли подходящего склада человек. Да и какой из меня администратор? Какой я хозяйственник? Я - идеологический работник,- сумбурно заговорил он.

- Мы это как раз и учитываем, выдвигая тебя на этот пост, а все остальное освоишь.

Гапур смотрел на Абасова - и не видел его. Куда-то отодвинулся и Раис со своими приписками. Десятки вопросов вихрем носились в его голове. И ни один нельзя было задать Абасову, потому что все они ставили под сомнение его слова. Ну например: «Он советовался в районе? Да ведь об этом уж обязательно бы узнали Коврбеков, Хасан и предприняли бы что-то такое, о чем узнал бы и Гапур. Здесь такие вести разносятся молниеносно. Ну, положим, это неважно, с кем Абасов советовался и не советовался. А вот то, что я не нужен ему в райкоме, он хочет избавиться от меня таким вот пасом в сторону,- это вполне возможно».

- Ты знаешь, что роль Советов меняется. Они должны все больше брать на себя в организаторской, политической работе. Очень хорошо, в связи с этим, что у тебя большой опыт воспитательной работы,- как бы из далека доносился до него голос Абасова.- Мы надеемся, что ты встряхнешь хозяйственников. А то они уже среди процентов и комбикормов человека потеряли. Ведь Банаев прямо-таки запрещал им думать о чем-либо, кроме планов и рапортов.

Фамилия Банаева вернула Гапура к разговору.

- Так-то оно так,- задумчиво произнес он...Опять мелькнула мысль: «Но ведь придется заново

осваивать такой объем работы, что это уменьшит мое непосредственное участие в идеологических мероприятиях. Уж нет ли идеи просто раздавить меня хозяйственной работой? У меня ведь действительно немало врагов. Тут Лиза права».

А вслух сказал, лишь бы не молчать:

- Кого думаете назначить секретарем по идеологии?

- Кого бы ты рекомендовал?- вопросом на вопрос ответил Абасов.

- Не знаю,- пожал плечами Гапур,- все так неожиданно. Надо подумать.

Если говорить строго, в данный момент ему просто было все равно, кого они думают назначить секретарем по идеологии. Он еще весь был во власти вопроса: почему выбор пал на него?

- А если - Адама?

Вопрос первого прозвучал как выстрел. «Адама! Нет, наверное, это не козни, если на его место Адама, а не, скажем, Хасана!»

Абасов продолжал:

- Ты его хорошо знаешь. Вы друзья, как я успел заметить. В исполкоме он занимается вопросами, близкими к тем, которые придется вести в райкоме. И ты можешь ему помогать.

- Вот это правильно,- без колебаний согласился Гапур- Вихрь в его голове начал утихать. «Зря я, наверное, подозреваю черные замыслы».

- Завтра бюро будет обсуждать вопрос о рекомендации тебя председателем исполкома райсовета. А сессия...как объявлено. Через пару дней после сессии на пленуме райкома решим вопрос о секретаре по идеологии. Есть и еще кадровый вопрос, который рассмотрим на пленуме. Ну а остальные вопросы по кадрам - на бюро.

«Смотрите-ка, какие новости! Какие перемены он задумал! Что-то они принесут?» Но вопросов Гапур не задавал, а Абасов о конкретных перестановках больше не распространялся. Видимо, решил: пусть Умчаев обдумает то, что услышал. Это тоже немало.

На следующий день состоялось бюро райкома. Предложения Абасова были одобрены. Только Коврбеков пробубнил что-то непонятное и изучающе посмотрел на Хасана. Тот отвернулся. И вдруг громко заявил, что предложения Абасова - правильны!

Гапур не удержался от улыбки. Хасан понял эту улыбку и опустил голову. А у Гапура восклицание Хасана сняло в душе последнюю тревогу и неуверенность. Нет в его, Гапура, назначении никаких козней. Просто начинается новый виток в его биографии, и надо засучать рукава.

Вы можете разместить эту новость у себя в социальной сети

Доброго времени суток, уважаемый посетитель!

В комментариях категорически запрещено:

  1. Оскорблять чужое достоинство.
  2. Сеять и проявлять межнациональную или межрелигиозную рознь.
  3. Употреблять ненормативную лексику, мат.

За нарушение правил следует предупреждение или бан (зависит от нарушения). При публикации комментариев старайтесь, по мере возможности, придерживаться правил вайнахского этикета. Старайтесь не оскорблять других пользователей. Всегда помните о том, что каждый человек несет ответственность за свои слова перед Аллахом и законом России!

© 2007-2009
| Реклама | Ссылки | Партнеры