Материалы Владимира Федоровича Козьмина о Гвилети и гвилетцах
[Впервые публикации

“Гулетовцы” и “Махкинан”, подписанные «Вл. К-н», я обнаружил еще в 1972 году в газете “Кавказ” за 1894 г. (№151) и 1895 г. (№ 98). Долгое время автор считался неустановленным. Но в 1988 году нами были выявлены следующие публикации Владимира Козьмина: “Восхождение на Казбек”. (“Кавказ”, № 94 от 15 августа 1873 г.) и “Гулетское пепелище” (“Терские ведомости”, 1908 г., №169 от 3 августа); “Хадожко” (“Терские ведомости”, № 163, 1911 г.) за подписью В.Ф.К., “В Годаборше у ингушей”, (“Терские ведомости”, 1911 г., №250) и “Под Казбеком” (Очерки из дневника строителя Девдоракской тропы.) (“Кавказский вестник”, Тифлис,1900, №10,11,12), автором которых был Вл. К-н.
Благодаря последней публикации, где автор делает ссылку на свое восхождение на Казбек в 1873 году: “Поле это было мне знакомо еще со времени моего восхождения на Казбек в 1873 году со стороны Чачского ледника… (Газ. "Кавказ”, 1873 г.)” и так как автором этой публикации и восходителем на Казбек является Владимир Козьмин, то сопоставив эти материалы, нам нетрудно было установить, что публикации под инициалами Вл. Ф. К-н, Вл. К-н принадлежат Владимиру Федоровичу Козьмину.
Газета “Терские ведомости” сообщала в 1914г. в №270 от 19 декабря, что “В.Ф. Козьмин скончался 11 декабря в сел. Алагире на 65-м году жизни. Влад. Фед. помещавший у нас за подписью “В. Федорович” и “В.К.” статьи по вопросам краевой жизни, был сотрудником нашей газеты и техником путей сообщения на Военно-Грузинской дороге и печатался также в газ. “Терек” и в “Кавказском вестнике”. - От составителя Б. Газикова. ]
ГУЛЕТОВЦЫ
Очерк
“Года два тому назад около верийского предместья в Тифлисе жители города могли видеть целый табор переселенцев, расположившихся под открытым небом. Они производили удручающее впечатление на каждого, кто только на них смотрел. По всему заметно было, что они не по доброй воле оставили свою родину.
- Что за люди? Куда идут? Зачем? - спрашивали любопытные, с удивлением останавливаясь перед их лагерем.
- Ингуши, гулетовцы, - отвечали им те, которые уже успели удовлетворить свое любопытство.
И, действительно, это были они, жители села Гулет, расположенного на половине расстояния между станциями Ларсом и Казбеком, на Военно-Грузинской дороге. Они шли на новые места, в Ахалкалакский уезд, куда их переселяли на жительство по распоряжению властей.
Зачем они попали в Тифлис, когда путь их лежал через Мцхет, трудно сказать. Вероятнее всего предположить, что они все еще надеялись, что их вернут обратно, хотя эта надежда не оправдалась; да и не могла она оправдаться, потому что выслали их из родного аула за то, что они стали пошаливать на Военно-Грузинской дороге, избрали себе промыслом отрезывание чемоданов у проезжающих и тюков с товарами у извозчиков, кроме того, был случай ограбления почты с участием одного из их односельцев.
Между этими переселенцами было несколько почтенных стариков, которые с грустью покачивали головами и приписывали свою беду порче нравов у современной молодежи.
“Дух Бешлама покарал нас”, - говорили они.
Чтобы понять это выражение, нужно знать, что такое “дух Бешлама”, а так как этого нельзя сделать одним разом, то я постараюсь объяснить эти слова иначе, для чего позволю себе описать мое первое знакомство с гулетовцами.
Дело было лет двадцать назад. Тогда Военно-Грузинская дорога продолжала еще улучшаться и на ней в большинстве случаев работали войска. Мне пришлось жить с офицерами в лагере одного из баталионов, разрабатывавших новую дорогу выше Дарьяльского укрепления, как раз под аулом гулетовцев - Гулетами.
…Только лишь в отношении религии мы затруднялись отвести им должное место, потому что поклонение Магомету чередовалось у них в некоторые дни празднествами в честь христианских святых; кроме того, нередко их можно было видеть за языческим капищем, приносящими в жертву барана или тура, которых они тут же сами и съедали.
Они праздновали в неделю один день - пятницу, по мусульманскому обычаю, стараясь в этот день ровно ничего не делать; но, вместе с тем, не отказывались праздновать и воскресенье, находя это “выгодным для здоровья”.
Мечети у них никакой не было - молились где придется; а если когда нужно было исполнить какой-либо торжественный обряд, то приглашался мулла из Джераха, расположенного в двадцати верстах к северо-востоку. Уразу-пост соблюдали по-мусульмански, но никаких добрых дел, как того требует Коран, не делали, находя это лишним. Затем, раза два или три в год, собирались около развалин древней христианской церкви - и теперь заметной на базальтовой, брусчатой скале над самой дорогой, – где зажигали восковые свечи и звонили в два колокольчика, хранившихся постоянно в развалинах. Когда требовалось принести кровную жертву, то собирались к Дабе – так называлось место жертвоприношений - в ущельи р. Кабахи (Девдоракском), где на горке был сложен из нескольких грубых камней жертвенник, заваленный рогами животных. Если жертву приносил охотник, то непременно тура, а если обыкновенный смертный, то козу или барана, а другой раз, смотря по важности дела, даже целого быка.
Божество, в честь коего делалось заклание животных, называлось Магкинан или Махкинан - дух женского рода, обитающий по понятиям гулетовцев на вершине Бешлам-корта - горы Казбека. Поверье гласит, что когда-то Махкинан была великим и добрым гением для всех живущих и даже была главной помощницей Творца, но что влюбившись в сатану, навлекла на себя этим поступком Божий гнев и была обречена на вечное проживание в снегах Бешлама. За это, однако, Бог не хотел лишать ее всей власти и дал ей в собственность окрестности этой горы со всеми живущими там птицами и зверями; кроме того, так как самой ей трудно было бы углядеть за всем, то Бог дал ей возможность когда нужно множиться от себя от самой, и таким же путем сокращаться. И вот, потому-то, когда она рассердится, то насылает и на людей, и на животных целые тучи бесовской силы, способные опрокинуть все горы, кроме самого местопребывания царицы - Бешлама; глаза ее мечут тогда огненные стрелы, а голос гремит так, что от сотрясения и страха дрожат все горы, сбрасывая с себя лишнюю тяжесть в виде камней, снега и льда; она, когда сердится, то и плачет вместе от злости, заполняя слезами целые ущелья.
Вследствие этого, кто желает поохотиться или попасти скот, или же накосить сена на зиму на горных лугах, тот должен хоть однажды в год сходить к Дабе и принести Махкинан жертву.
Нас немало поражала эта горсточка полуязычников, полумагометан, втиснувшихся между осетинами, с одной стороны, и грузинами, с другой, поражала тем именно, что несмотря на племенные, религиозные и прочие различия между ею и грузинами, они считались издавна грузинско-подданными, а потом с переходом Грузии под скипетр русского царя были зачтены в состав населения Тифлисской губернии, а не Терской области, как можно было бы ожидать. На наши вопросы по этому поводу посетители наших палаток, сами гулетовцы, не могли ничего ответить и только твердили: “Давно-давно уж мы тут живем, а сколько лет - один Бог знает”. Помнится мне, что я однажды спросил кого-то из них:
- Неужели у вас и песен нет старинных, где бы говорилось что-нибудь о вашей деревне, и ваших предках?
- Как нету? Песни есть, да мы их не можем упомнить… Вот только Паци помнит, - отвечал мне гулетовец.
- Кто такой Паци? - полюбопытствовал я.
- А один галгайский слепой, он все песни знает.
- Где же он?
- Он в Галгае, но должно скоро будет у нас.
И, действительно, спустя непродолжительное время, слепец появился в Гулетах, будучи приглашенным на свадьбу к одному из жителей, а так как один из баталионных офицеров, прапорщик И-в, был природный чеченец, то через него и нам удалось познакомиться с содержанием нескольких туземных песен. В числе последних была одна, которая пролила некоторый свет на происхождение гулетовцев и на причину их нахождения в грузинских пределах. Кроме того, в той же песне говорилось о “духе Бешлама”, Махкинан, которая грозила гулетовцам изгнанием за недобрые поступки.
Эта песня была записана нами тогда же, и мы надеемся когда-нибудь поделиться ею с читателями.
Вл. К-н. (“Кавказ”. 1894 г. №151)
ГУЛЕТСКОЕ ПЕПЕЛИЩЕ
Мост через р. Терек на 7 версте от Ларса к Казбеку, а также дорожная караулка у этого моста - называются Гулетскими. Название это дано по имени существовавшего тут до 1895 года сел. Гулеты, которое было расположено саженях во ста к западу, у входа в узкое ущелье, из которого вытекает Гулетский ручей.
Селение это, или аул - как иногда ещё его называли, - состояло из полутора или двух десятков домов и было населено ингушами, давними выходцами из Джераховского ущелья.
Когда именно они здесь поселились, - в точности неизвестно, но существует предание, что их рекомендовал поселить тут один из предков нынешней фамилии Казбек, искони считающейся в подданстве грузинских царей и бывшей обязанной защищать грузинские владения от внешних врагов. А такими врагами с этой стороны Грузии в то время были осетины, ингуши и кабардинцы. Сплачиваясь иногда между собою, они совокупными силами вторгались в Душетскую провинцию и уводили в неволю массы пленников со всею живностью и домашним скарбом.
Однажды, сильная рать кабардинцев и осетин даже проникла до самого города Душета и по своему обыкновению увела оттуда много пленных. Между прочим, один из злейших кабардинских врагов был ингуш Чербыш, обитатель аула Ардзе в Джераховском ущелье, имевший много взрослых детей и считавший себя зажиточным.
И вот этот-то Чербыш - как гласит ингушское предание - решился напасть на основной отряд, пробравшийся в грузинские пределы. Взяв с собой двенадцать дюжих и вооруженных кремневыми винтовками сыновей, он через “Ахкуре”[Кистинку] пробрался в “Гири-Эка”(самое узкое место в Дарьяльском ущелье), засел там и преградил неприятельскому отряду обратный путь.
Будучи под хорошим прикрытием скал и каменных глыб, эта горсточка смельчаков на выбор била кабардинских удальцов и своим огнем заставила отряд сделать отступление по направлению сел. Казбек, где его участников частью перебили, а частью переловили и перевязали воины грузинского царя, посланные за ним в погоню.
И за эту-то будто бы услугу царь грузинский Ираклий подарил Чербышу в вечное и потомственное владение часть земли в долине Терека, от Циклаура до “Гири-Эка” (Дарьяльский Теречный мост) и всю северо-восточную область “Бешлам–корта” (горы Казбек) нераздельно с долинами р. р. Кабахи, Амилишки и Чач, а также ущелье “Ахкуре.” Тогда-то вот и был построен Чербышем аул Гулеты, впоследствии во время присоединения Грузии к Российским владениям вошедший в число селений Душетского уезда, ибо и тогда, как теперь, границею Грузии считался Дарьял.
В конце прошлого столетия - в 1894-1895 гг. - всех потомков этого прославившегося ингуша, которые одни только и составляли все население Гулет, административным распоряжением выселили в Ахалкалакский уезд с запрещением возврата на старое место. Выселили их за то, что они укрывали похищенные с Военно-Грузинской дороги всякого рода товары и самих похитителей, да, кажется, и лично сами не клали охулки на руку...
Однако нельзя категорически утверждать, что гулетовцы были первыми обитателями этой части долины Терека. Раньше их, должно быть, жили здесь христиане, о чем наглядно свидетельствуют развалины маленькой древней церкви, неизвестно кем и во имя какого святого построенной на ближайшем к почтовой дороге базальтовом выступе, - нижняя часть этой развалины уцелела и гулетовцы, исповедующие ислам, - хотя и всегда благочестиво относились к этой руине, два раза в год принося тут жертвы и возжигая восковые свечи, - не могли быть создателями этого крошечного храма, а вероятнее всего, таковыми были грузины, вытесненные впоследствии ингушами.
Некоторые из людей, посвятившие себя изучению Кавказа, утверждают, что и гулетовцы некогда были христианами. Но вероятного в этом ничего нет, если вспомним, что некоторая часть ингушского племени действительно когда-то исповедывала христианство, о чем свидетельствуют развалины древних храмов с изображением креста, раскинутых по Галгаю, как, например, Чаба-Эрды... Чербыш мог быть христианином, и его сыновья также, и они могли свободно исповедывать христианскую веру, поселившись в христианских владениях. Но характер кладки стен, наблюдаемый в вышеупомянутой руине, а также камень, найденный Хатисовым около этой развалины, с высеченной на нем грузинской буквою, и другой обломок с буквою – несомненно, грузинского происхождения, и это обстоятельство заставляет остановиться на высказанном уже предположении, что церковка была построена грузинами ранее прихода сюда ингушей...
В свое время посвятивший немало времени на изучение жизни гулетцев, покойный Гавр. Степ. Хатисов, в неизданных им записках говорит относительно гулетовцев следующее:
“Творя, с одной стороны, молитвы Аллаху и его Пайхомару (пророку) Магомету, с другой - они курят ладан и затепливают восковые свечи на развалинах христианской церкви, а с третьей - приносят жертву какому-то горному духу “Мяхкинем” на так называемой “Дабе” в средней части долины Кабахи на пути к Девдоракскому леднику”.
Далее автор поясняет:
“Мяхкинем”, по понятиям гулетовцев и джераховцев - незримая дева, царица гор, пребывающая постоянно в снеговых областях ”Бешлам-Корта” (г. Казбека). Эта дева или фея гор, по их понятиям, имеет весьма неуравновешенный характер: и то она бывает чрезвычайно милостива к охотникам, нагоняя на них целые стада туров во время их охоты, то чрезвычайно зла, и в этом последнем случае жестоко издевается над охотником, не только не дает ему возможности убить зверя, но и заводя его в такие трущобы, из которых иногда охотник не может без посторонней помощи и выбраться... И вот этой-то невидимой фее гор и было воздвигнуто капище из каменных обломков, прикрытых аспидною плитою, названное ”Дабою”. Оно было поставлено на второй террасе правого берега р.Кабахи, и на нем резались бараны, мясо которых съедалось в честь “Мяхкинем”, а рога и копыта - сжигались”.
В. Козьмин. (“Терские ведомости”, 1908 г., №169, 3 августа)
ХАДОЖКО
I
Если у вас, читатель, имеется “Путеводитель по Военно-Грузинской дороге” Меркулова, изд. 1910 г., то, развернув его, вы на рисунке № 13, помещенном в тексте этой брошюры, можете заметить, что скала-особняк, выделяющаяся слева у края ледника, изображает накинутую на плечи бурку, а малый ледниковый рукав, видимый за этой скалой, похож на профиль человеческого лица, с остроконечной бородой, слегка вздернутым носом, открытым глазом и низко поставленным ухом; на голове виднеется белая войлочная шляпа, прикрытая черным башлыком, концы которого прячутся под буркою.
Лицо фигуры обращено в левую сторону рисунка, т.е. к правому скалистому берегу Девдоракского ледника, и зрителю кажется, что фигура по грудь вылезла из ямы для того, чтобы подышать свежим воздухом и что она вот-вот спрячется опять в яме…
В первый раз, когда я перелистывал книжку Меркулова, я не обратил на этот рисунок особенного внимания, но во второй раз он напомнил мне где-то и когда-то виденную мною человеческую фигуру, с точно таким же профилем лица и в точно таком же одеянии.
Напрягая свою память, я вспомнил, наконец, что такого человека я видел именно на Девдоракском леднике и что скала, изображающая на вышеупомянутом рисунке бурку, играла некоторую роль в его судьбе.
Человек этот был житель сел. Гулет (ныне упраздненного) и звали его Хадожко Газыков. Он приходился родственником умершему сторожу Девдоракского ледника, тоже гулетовцу, нанимавшемуся ведомством путей сообщения, Цоглу Безуртанову - отцу нынешних девдоракских проводников Безуртановых. Этот Хадожко однажды чуть-чуть не умер под упомянутой скалой и если бы свидетели этого случая с ним односельцы-ингуши были живы, то указанному рисунку они бы придали сверхестественное значение…
Впрочем, об этом случае я лучше расскажу по порядку.
II
Дело было в 1872 году, когда я был юнцом. Дорожное начальство поручило мне произвести съемку Девдоракского ледника с целью изобразить его на плане в подробностях. А так как приходилось снимать теодолитом, придерживаясь триангуляционной системы, то предстояло на окружающих долину ледника вершинах ставить сигнальные знаки, для чего нужны были и время, и люди. Сообразив все это, я решил, что людей понадобится, кроме трех путейских солдат, откомандированных в мое распоряжение, еще человек семь вольнонаемных как для переноски в ледниковую область запасов провианта, палаток и инструментов, так и для постановки сигнальных знаков и разноски по ним разноцветных флагов.
Этих семерых человек я взял в Гулетах. В числе их был казенный ледниковый сторож и хорошо говорящий по-русски ингуш Анзор Дозхоев, предназначавшийся в роли переводчика на время работ.
В числе пятерых остальных был и Хадожко Газыков, бодро шагавший с мешком углей на спине.
В то время, т.е. в 1872 году, никаких троп к леднику не было разработано, и людям приходилось идти наугад как попало и где попало. Тем не менее, наш пеший караван, предводимый Цоглом, как наиболее знакомым с местностью лицом, шел в правильном порядке, гуськом переходя речку Амилишку и делая ее обход по козьим тропочкам.
Вышли мы из Гулет часов около одиннадцати утра и добрались до возвышенной поляны при устье ледника только к пяти часам вечера, т.е. употребили в три раза более времени, чем требуется для подъема к тому же месту теперь, по хорошо разработанной тропе. Время года было сухое: стоял август; погода благоприятствовала.
В том месте, где теперь стоит ледниковый домик, мы устроили себе лагерь, поставив две палатки на лугу близ озерца.
Управившись с палатками, солдатики натаскали сухих ветвей рододендрона, развели костер и стали варить себе ужин. Ингуши лежали на траве и отдыхали. Им более всех досталось, так как каждому из них приходилось нести в гору более двух пудов груза.
III
Сидя на одном из ящиков около палатки, я смотрел вниз, в долину Терека и на замыкавшие горизонт Кистинские скалы, залитые последними лучами заходящего солнца.
Не помню, о чем тогда мне думалось, но хорошо помню звук ружейного выстрела вверху ледника и голос Анзора, говорившего солдатам:
- Это Хадожко стреляет… Должно быть, по турам.
Оглядевши ингушей, я действительно не нашел среди них Хадожко.
Оказалось, что когда ставили палатки, он заприметил несколько туров, пасшихся немного не доходя скалы-особняка (изображающей на вышеупомянутом рисунке бурку), и захватив у Цогла его кремневое ружье, пустился на охоту, не дав себе даже передохнуть. Вечер наступал быстро. Солдаты поужинали поспевшей пшенной кашей с салом, ингуши - чуреком и сыром, я напился чаю, приготовленного в походном чайнике, и все завалились спать.
Отсутствию Хадожко никто не придавал значения, предполагая, что он и ночевать будет на своей охоте.
IV
Чуть только забрезжило на востоке, как я проснулся, разбуженный шумными голосами ингушей, громко о чем-то споривших у солдатской палатки. Выхожу из своей и спрашиваю:
- В чем дело?
- Беспокоятся о Хадожко, - отвечает Анзор.
- Почему?
- Ни пороха, ни пуль он не взял с собой, а унес только заряженное ружье. Заряд, как вы и сами слышали, он уже вчера выпустил и теперь должен бы был вернуться, а между тем, его нет. Опасаются, не случилось ли чего с ним.
Я посоветовал послать двух человек на поиски, так как не думал в этот день по случаю Успеньева праздника начинать работу и люди мне не были нужны.
К полдню посланные воротились вместе с прихрамывавшим Хадожко, который был бледен и имел тусклые глаза. С ним действительно случилось происшествие: ранив тура, он преследовал его по леднику и, не заметив сгоряча глубокой трещины во льду, попал в нее и застрял там клином, на глубине около двух сажен. Втиснувшись при падении ногами в ледяную щель, он не мог никак освободиться, и прокричал всю ночь, зовя на помощь товарищей. Крики его никто не слышал из-за шума ледниковой речки, а потому он и промучился до одиннадцати часов следующего утра, когда посланные за ним его односельцы услышали его отчаянные вопли.
Вытащили они его оригинальным образом, связав за неимением веревки свои черкески и свои башлыки в сплошную полосу и опустили эту полосу в трещину так, чтобы погибавший мог за нее уцепиться руками.
Когда спасенный присел к костру, растирая свои зашибленные и застуженные ноги, на него со всех сторон посыпались упреки товарищей за то беспокойство, которое он причинил им самовольной отлучкой. Больше же всех ругал его Цогол за свое ружье, которое он не спрося взял и которое, к счастью владельца, ничуть не пострадало, побывав вместе с Хадожко в трещине.
Эту трещину мне показывали впоследствии. Она находилась как раз напротив скалы-особняка, изображенной на №13 фотографического снимка книжки Меркулова.
И вот теперь почти через сорок лет, когда уже Хадожко давно нет на свете, его портрет представила та же скала, опоясанная ледниками. Странная игра случая.
В. Ф. К. (“Терские ведомости”, № 163, 1911 г.)
В ГОДАБОРШЕ У ИНГУШЕЙ
Недавно мне пришлось побывать на группе новых поселков, сформировавшихся очень недавно (лет не более двадцати тому назад) на берегах р. Камбилеевки, в шести-семи верстах от Владикавказа. Их называют также и хуторами, и они принадлежат разным владельцам. Один хутор принадлежит русскому землевладельцу Терпугову, а два других основаны ингушами – выходцами из гор. Тот из них, который расположен выше по реке, называется Яндиевским, а тот, который ниже - Годаборшевым, или попросту Годаборшем. О последнем-то я и поведу речь.
Жители его частью выходцы из аула Гулеты, остатки которого и теперь ещё существуют в долине Терека вблизи границы Терской области, на пути к Девдоракскому леднику. Аул этот был расселен по воле высшего начальства в начале девяностых годов прошедшего столетия. Большая часть его жителей переселилась в Ахалкалакский уезд Тифлисской губернии, а меньшая расселилась кто куда попал. Несколько семей последней категории выбрали себе место на Камбилеевке и тут основали свои жилища. Одна из этих семей поселилась там ранее всех - именно семья Котыговых, переделавшая свою фамилию на русский лад - Котиковых. Она ведет своё начало от Котыга - сына основателя Гулет Чербыша.
А про этого Чербыша гулетское предание говорит, что он и двенадцать его сыновей составляли храбрую дружину, всегда успешно бившуюся с врагами. Жил он в ауле Ольгет, развалины которого существуют и до сих пор. Об основании же им аула Гулет легенда повествует следующее.
Однажды большое скопище кабардинцев в союзе с осетинами, вырезав в Дарьяльской теснине грузинское пограничное войско, вторглось в душетскую провинцию для добычи. Союзники были многочисленны и с успехом выполнили свой поход, награбив множество добра и захватив большой полон. Они с триумфом уже возвращались восвояси, как вдруг наткнулись в той же Дарьяльской теснине на засаду. Засада эта состояла из тринадцати воинов: Чербыша и его двенадцати сыновей, засевших за гранитными глыбами и из-за них метко поражавших передовые силы кабардино-осетинского скопища.
Задняя часть этого скопища, видя гибель передовых, повернула в пределы Грузии, но подоспевшим грузинским войском была частью уничтожена, а частью переловлена и отправлена пленными внутрь страны, причем, конечно, пленные грузины были освобождены и награбленное врагами имущество было у них отобрано. Об этом подвиге Чербыша и его сыновей узнал грузинский царь и в награду за это дал ему часть Дарьяльского ущелья и прилегающее к нему Кистинское и Девдоракское, где разрешил ему построить себе жилища.
Чербыш построил Гулетский аул и поселил в нем своих старших сыновей: Газыка, Котыга, Ози и Досхо, от которых и произошли гулетские фамилии Газыковых, Котыговых, Озиевых и Досхоевых.
При вступлении русских в Грузию, из фамилии Котыговых, вместе с другими гулетовцами, первыми присягнувшими на верноподданичество России, выходили проводники, показывавшие путь через горы русским войскам. Семья Котыговых, поселившаяся в Годаборше, происходила от одного из этих проводников.
Глава этой семьи, старший брат Джанхот, ещё живя в Гулетах, печаловался на скудость в горах земли и на необходимость постоянно ездить на Назрановскую плоскость для возделывания кукурузы. Затем это надоело ему, и он при содействии двух своих младших братьев Муты и Дашлыко стал копить деньги, зарабатываемые на Военно-Грузинской дороге мелкими подрядами. Когда он заметил, что денег достаточно, то купил себе 40 десятин в том именно месте, где теперь раскинулся поселок Годаборш. Поставив на новом месте сакли, братья Котыговы вместе с женами и детьми переселились на плоскость в начале девяностых годов прошлого столетия, о чем уже упомянуто выше. Земля оказалась плодородною, и все три семьи, составлявшие одно родовое гнездо, зажили припеваючи. Мало этого - их привольное житье соблазнило других ингушей, и в короткий срок вся земля около Котыговской земельной площади была раскуплена, и около жилья Котыговых незамедлили появиться сакли и других ингушских фамилий: Озиевых и Годаборшевых.
В общем теперь за поселком считается 193 десят. земли, а в самом поселке 43 двора с двумястами жителей обоего пола.
Когда Джанхот устраивал первое свое жилище, он мечтал о таком поселке. А так как он был и набожным мусульманином, то мечтал еще иметь в поселке мечеть, а самому непременно удостоиться звания “хаджи” после того, как Аллах приведет его побывать в Мекке у гроба пророка. Впоследствии одно из его мечтаний осуществилось - мечеть была построена, но дождаться осуществления другой мечты - паломничества в Мекку - ему не суждено было, так как смерть унесла его в могилу.
Зато брат его Муты исполнил желание покойного и, истратив значительную сумму денег, побывал у гроба Магомета и вернулся оттуда полным “хаджи” в голубом халате и турецкой феске, обвернутой в виде легкого тюрбана пестрою материею.
У Джанхота при его жизни не раз вырывались слова, в которых он жаловался на свою темноту и темноту своих соплеменников. И всякий раз при этом он давал обещание во что бы то ни стало открыть в своем поселке русскую начальную школу. Но, как мы уже знаем, смерть помешала ему исполнить обещание. Тем не менее, мысль его не умерла: в настоящее время все жители Годаборша постановили открыть у себя школу для детей обоего пола и, по всей вероятности, это постановление скоро будет приведено в исполнение, чего и пожелаем им от души.
Пожелаем также, чтобы они не скупились на разведение садов около своих домов для того чтобы поселку придать более приятный вид, оживив ту скучную картину, которую теперь представляют одни голые сакли, огороженные плетнями. Посадочный материал очень дешев, и его найдется сколько угодно неподалеку, в имении графа Уварова, или даже в питомниках г. Терпугова.
Не мешает им обратить внимание и на свою мечеть, так как ей грозит подмыв со стороны капризной Камбилеевки, которую заблаговременно следует обезвредить устройством перед мечетью хворостяного с камнем или деревянного ряжевого берегового укрепления.
Вл. К-н. (Газета “Терские ведомости”, 1911 г., №250)
Публикацию подготовил
Ахмет ГАЗДИЕВ
Сердало