Житель Ингушетии Юнус Ведзижев, владелец магазинов бутафорского оружия, скрывается от правоохранителей. Его подозревают в незаконном обороте и изготовлении оружия. Родные утверждают, что во время обыска его ранили, а потом объявили боевиком. Мариам Хорава, жена Ведзижева, ​в интервью Кавказ.Реалиям заявила о давлении со стороны ЦПЭ МВД по Ингушетии и угрозах семье.

- Во время обыска в Юнуса стреляли в маленьком коридоре в полтора метра в ширину, два в длину, - отмечает Мариам.

- Причем не единичными пулями, а по несколько выстрелов в секунду.

Удивлялась: ведь если бы не воля Всевышнего, он бы не выжил. Он сам был безоружен.

На днях муж распространил видео, где рассказал, как силовики грабили наш бизнес и хотели его убить. Он заявил, что гранаты и взрывное устройство ему подбросили при обыске и обещал в подтверждение выложить ролики с камер слежения из магазина. Из-за этого я жду репрессий в мой адрес. Я с самого начала утверждала, что он невиновен.

– Вы сейчас в безопасности?

– В относительной. Сейчас я не в республике. Выехала в Москву для лечения ребенка. Дочка нуждается в курсе терапии каждые три месяца. Ей тоже нелегко, она чувствует мой постоянный стресс. Я продолжу бороться за права мужа. Это и забота о дочери – мои главные задачи. После видеоролика мне постоянно звонят из разных ведомств Ингушетии, уверяют, что они непричастны к нападению на Юнуса. Получается, в него из космоса стреляли? Районный отдел полиции уже даже обещает вернуть изъятый у нас товар – более сотни бутафорских пистолетов, автоматов и ружей, всего на пять миллионов рублей. Но пока не вернули.

– Как вы узнали о появлении этого видео?

– Увидела в инстаграме. Я по-прежнему веду блог проката оружия, назло нашим врагам решила не останавливать бизнес совсем. Один магазин все-таки работает, хотя прибыли нет, но мне важно показать, что мы не боимся. Листая ленту, увидела его ролик. Конечно, была в шоке, разволновалась, и моя мама забеспокоилась, мы всю ночь не спали. Наутро ждала начала новых репрессий. Как будто заново пережила ту ситуацию с нападением. Долгое время вообще не было известно, жив ли он.

– Вы жаловались на действия силовиков. Какая-то реакция последовала?

– Ни на одно мое заявление не было реакции, вплоть до отдела собственной безопасности МВД. Я заявляла на тех, кто обстрелял и ограбил магазин. В полиции только сказали, что в Экажево, где мы снимали дом, в тот день никаких обысков не проводили. В Следственном комитете и вовсе не ответили, но потом сообщили, что провели осмотр дома матери Юнуса. На деле же силовики изъяли товар из нашего магазина в селе Плиево и в других. Никаких экспертиз нашего охолощенного оружия никто не проводил по сей день.

– После инцидента в феврале некоторые издания написали о вашем муже, что он боевик. Вы это оспаривали?

– Да, я написала заявление в Следственный комитет с просьбой начать уголовное дело против канала РЕН ТВ. Ведомство начало проверку, потом сообщило, что продлевает ее на тридцать дней, но срок давно истек, а по существу так никто и не ответил. Я требовала, чтобы телеканал выплатил компенсацию за моральный ущерб и извинился, а также дал опровержение. Думаю, та новость, что мой муж открыл огонь по силовикам, была заказной. У следствия до сих пор нет доказательств, что он стрелял. Даже уголовное дело было возбуждено гораздо позже, чем вышла заметка. Но в любом случае, до решения суда никто не имеет права называть человека преступником. Я уверена, что Юнуса хотели лишить бизнеса, а потом убить. Предлог нашелся легко, ведь он как раз занимался оружием. И неважно, что оно было нерабочее. Зато подкинутая в магазин граната выглядела тут более правдоподобно.

– Почему ваш муж занялся именно продажей охолощенного оружия?

– Я помню разговор с ним по этому поводу. Он объяснил, что люди друг друга убивают настоящими пистолетами случайно. Например, на свадьбах, стреляя в воздух. Он хотел сделать этот обычай безопасным, чтобы на свадьбах не убивали. Начал с пары ружей и пистолетов. Поначалу речи не шло о миллионном бизнесе и сети салонов. Но идея народу понравилась. Услуга оказалась востребованной, появилось много клиентов. Я грузинка и не понимаю этой традиции со стрельбой, но таков ингушский менталитет.

– Чего лично от вас сейчас хотят силовики?

– Представители силовых структур меня просили, чтобы мой муж в своих роликах не называл имена определённых людей. Я объяснила, что абсолютно никаких рычагов воздействия на него у меня нет. Он читает мои публикации в соцсетях и делает выводы, но как-то инструктировать его я не могу, он лучше знает ситуацию. Это случилось именно с ним, он больше всех пострадал и сам решает, как ему действовать.

– Вы не думали уехать хотя бы на время, например, в Грузию, откуда вы родом?

– Нет, я не считаю нужным убегать. Тех, кого хотят убить, находят и в Европе. У властей длинные руки. Меня и раньше, бывало, пугали. Несколько лет назад я работала в Российском конгрессе народов Кавказа в Москве, занималась правозащитной деятельностью. Однажды я критично высказалась по поводу скинхедов и получила угрозы. Тогда я не убегала и сегодня не собираюсь. Страх смерти – не очень хорошее чувство.

Конечно, я боюсь за своего ребёнка, я не хочу ее оставлять без отца и без матери. Но если молчать и убегать, вопрос никогда не решится. Я не молчу, и они не могут мне закрыть рот, потому что на меня невозможно воздействовать через тейповые связи, я не местная уроженка. Я всем так и заявила: мне все равно, давить на меня бесполезно.