Еще 20 лет назад в Ингушетии отмечали Цей — женский праздник,во время которого девушки состязались в силе,ловкости,уме и хозяйственности.Все мы привыкли отмечать женский праздник весной:ведь именно она олицетворяет юность и красоту.А между тем в древности у

многих европейских народов женский день традиционно праздновали осенью. На празднике избиралась Королева урожая, правящая в окружении свиты из молодых женщин. В русском календаре память об этом дне сохранилась в выражении «бабье лето». Отголоски его слышны сегодня и в школьном фестивале «Золотая осень», и в конкурсах, на которых выбирают Мисс Школу или Мисс Мира. День без мужчин Иллюстрация: Даниил Берковский У ингушей тоже существовал свой женский день — Цей, отмечался он ежегодно во второй половине сентября. О его происхождении исследователи спорят до сих пор. Одни считают, что праздник уходит корнями в далекие времена матриархата, другие — что он связан со знаменитыми амазонками, у которых была своя царица. Точно известно, что в праздновании участвовали только женщины. Ни один мужчина не имел права даже издали взглянуть на торжество. В этот день женщины имели право перечить мужьям и спорить с ними даже при посторонних. Не дай бог муж попробует запретить жене участвовать в Цее — на него тут же налетали с упреками все женщины округи. Праздник обычно проходил на природе. В царицы выбиралась женщина средних лет, хорошо знакомая с обрядами, знавшая специальные речи и молитвы. Она выбирала свиту из нескольких девушек с безупречной репутацией, выделявшихся красотой и умом. Попасть в свиту было очень почетно. Женщины во главе с царицей отдыхали от повседневных забот, состязались в силе и ловкости, пели, водили хороводы, пили пиво — в древности оно было ритуальным напитком и готовилось только по особым случаям. Ингушские амазонки Но праздник имел и несколько скрытых целей. Во-первых, это были смотрины: женщины, имевшие сыновей и внуков, присматривались к потенциальным невесткам, оценивали их характер, манеры, расторопность. С другой стороны, праздник позволял вывести «в свет» девочек-подростков, чтобы они брали пример с более взрослых девушек, учились у них смекалке, танцам и умению вести себя. А кроме того, Цей был своеобразной женской олимпиадой — состязаниями в военной и физической подготовке. Задолго до праздника девушки тайком при помощи братьев учились джигитовать, стрелять из лука, владеть приемами рукопашного боя, чтобы показать себя во время Цея. Эти навыки были не лишними в средние века, во времена набегов воинственных кочевников. Бывало, женщины с детьми, оставшись без кормильцев и защитников, вынуждены были бежать высоко в горы, обороняться от врагов и заниматься охотой. Сейчас рассказы об ингушских амазонках могут показаться выдумками. Но в памяти народа сохранились сведения о нападении разбойников на горные села Ингушетии в конце XIX века. Они хотели угнать скот, воспользовавшись тем, что местные мужчины ушли на войну. Но вооруженные винтовками женщины дали им отпор и даже пленили целый отряд грабителей. Уже в ХХ веке жительница горной Ингушетии Эсет Цечоева рассказывала о своей бабушке, по имени Гошта, которая постоянно совершенствовала воинские навыки. У нее был только один брат; заслышав издалека стрельбу, она сразу определяла звук его оружия и, переодевшись в мужчину, на коне мчалась на помощь брату. Попытка возрождения С приходом ислама Цей стал праздноваться все реже. С середины ХIХ века его отмечали раз в 3−5 лет, а после революции он и вовсе угас.
В конце прошлого века президент Ингушетии Руслан Аушев попытался возродить древнюю традицию, издав указ об общенациональном женском дне Сесарий Цей. Правда, ритуал немного видоизменился, в нем стали участвовать и мужчины. Возрожденный праздник впервые состоялся 16 сентября 1998 года в местности Абий-гув («Холм Аби»). Место это выбрали не случайно: согласно преданию, Аби была очень сильной женщиной и в честном поединке победила чужеземца, завоевав для своего народа право жить и возделывать эту землю. На отборочный конкурс пригласили наездниц, гармонисток, исполнительниц народных песен, рукодельниц, лучниц, танцовщиц. В день праздника финалистки в национальных нарядах, сшитых собственноручно, пели, танцевали, задавали и отгадывали загадки, обслуживали сидящее за столами жюри, говорили красивые речи на родном языке, вышивали, стреляли из лука, демонстрировали искусство верховой езды. Победительница получила в подарок курхас — женский головной убор в виде рожка. В древности он был очень дорогим, так как шили его из шелка и шагреневой кожи и украшали полудрагоценными камнями. Сесарий Цей официально отпраздновали на республиканском уровне еще два раза, затем несколько раз — «самодеятельно», а потом перестали отмечать. Этнографический роман Иллюстрация: Даниил Берковский Очень подробно и красочно описан Цей в романе «Из тьмы веков» ингушского классика Идриса Базоркина. Писатель и его брат Мурад собирали материалы по истории и этнографии, в том числе и сведения о праздновании женского дня. Кстати, дочь писателя Аза Базоркина, тоже этнограф, рассказывает, что каждый абзац романа обсуждался всей семьей, и бывало, что после споров что-то менялось в тексте. Но описание обычаев и обрядов не менялось — передавалось с почти научной точностью профессионального собирателя фольклора. Таким образом, роман сохранил для нас многие ныне забытые реалии ингушской жизни XIX и начала XX веков. Из романа Идриса Базоркина «Из тьмы веков» «…Неизвестно, кем это было сказано, но только во всей округе знали, что на равнине, за перевалом Трех Обелисков, будет праздник женщин. В назначенный день чуть свет со всех хуторов и аулов девушки, женщины и даже старухи с узелками в руках потянулись к перевалу. Многие вели в поводу заседланных коней. А были и такие, которые ехали верхом. Мужчины провожали их шутками, отпускали соленые словечки. Но в этот день и женщины не оставались в долгу. Они были уже в воинственном настроении […] К полудню женщины собрались. На обширной поляне, покрытой небольшими рощицами, они расположились в тени ветвистых деревьев. Отсюда хорошо были видны горы, дальние тропки, аулы. Неподалеку из-под камня струился чистый холодный родник. Единственным творением человеческих рук здесь были три старинных каменных обелиска. В ожидании начала праздника женщины поглядывали на жену старшины. Но, видимо, она не собиралась брать на себя главные обязанности и скромно сидела в кругу своих односельчанок… Наконец поднялась одна из старух и крикнула: — Слушайте, сестры! Пришел наш день! Мы здесь сегодня хозяева. Мы будем жить этот день, как хотим, как жили прабабушки таких, как я, и их прабабушки! Тогда у них все дни были такие, а у мужчин — один! И был у тех женщин царь — женщина. И у нас должен быть царь! Нам кажется, лучшим царем из нас будет Эйза! […] — Эйза — царь! — трижды прокричал хор девушек, подготовленный старухой. — И мы хотим Эйзу! — закричали все остальные. Эйза встала […] без тени улыбки оглядела всех с полным сознанием своего величия и достоинства. — Ты!.. Ты!.. Ты!.. Ты!.. — сказала она, твердо указав пальцем на четырех девушек. — Приблизьтесь ко мне! Те покорно подошли. — Будете все время стоять за моей спиной и исполнять мою волю! […] Потом Эйза отошла к трем обелискам и стала перед средним из них. По бокам встали девушки. Эйза сорвала с себя платок и взмахнула им. На грудь ее упали две серебряно-черные косы. — Все, что было — того не было! Чего не было — все будет! — торжественно произнесла она. Женщины смотрели на нее, как зачарованные, и не узнавали ни себя, ни ее. Губы их невольно повторяли за ней: „Чего не было — все будет!..“ Им так хотелось поверить в это… — Поставьте на землю плоды земли, которые вы добыли и принесли сюда! — приказала царь. От ее ног и дальше на платках, на шалях, на шерстяных накидках женщины расставили принесенные яства, кувшины с аракой, пивом, брагой, деревянные рюмки и чаши и наполнили их. — Садитесь! Женщины сели. Старшие — ближе к ней, младшие — в дальнем конце. Они не сводили с нее восторженных глаз. А Эйза и четыре девушки продолжали стоять. Вот она подняла рог: Забудьте, что вы женщины! Мы здесь свободный народ. И память о женском долге Пусть с первым глотком умрет! Эйза выпила из рога и посмотрела, все ли повинуются ей. Второй глоток мы выпьем За бывших наших мужчин. И пусть отныне не встанет Над нами из них ни один! И снова женщины отпили по глотку. С третьим глотком, сестрицы, Жить начинаем мы. Над женской страною — солнце! И нет ни печали, ни тьмы! — До дна! — крикнула Эйза и, осушив свой рог, отбросила его. Женщины последовали ее приказу. Началось пиршество. Со всех сторон раздавались шутки, смех, веселый разговор. Теперь уже все знали, что Эйзу выучила этим словам ее бабка. И она не раз проводила праздники. Эйза сидела на куче одежды, которую девушки подложили под нее, и возвышалась над всеми. Она так и оставалась без платка, и это подчеркивало ее необыкновенность. На ней было черное платье до пят, на плечах под косами золотистый платок. — Не вижу моих воинов! — воскликнула царь. — К лошадям! Девушки и молодые женщины с шумом кинулись за ближайший холм. Через некоторое время оттуда выехал отряд из тридцати „юношей“ в боевых доспехах […] Под музыку началась джигитовка. „Юноши“ показывали свое умение владеть конем. Потом были скачки, и победителей награждали призами. Кому бокал пива, кому блин, кто получал кусок халвы. Последней игрой царь объявила большие скачки…»
Т.Дзаурова
Это Кавказ