Часто приходится слышать и читать, что так называемый «осетино-ингушский конфликт» осени 1992 года не нужен был ни ингушам, ни осетинам. Согласен. Только вот дальше слов как-то дело не идет уже 27 лет. Продолжается «ликвидация» последствий тех трагических событий, а «морально-психологический климат» в селах совместного проживания ингушей и осетин в Пригородном районе все еще «созревает».

Очень большая проблема (если не опасность), когда чиновниками и экспертами здесь, на местах, а также псевдоучеными, всякими политологами в федеральном центре с умным видом распространяется полуправда, со всеми вытекающими. С таким подходом вот уже 27 лет идет обработка, в первую очередь молодежи, и эти вчерашние школьники, теперь уже взрослые люди знают, кто их «враг» и где он находится, что очень заметно, особенно по публикациям в социальных сетях, когда речь заходит о Пригородном районе и событиях осени 1992 года.

В частности, полуправда заключается в том, что говоря о Пригородном районе, «политологи» и «историки» делают отсылки на то, что здесь когда-то жили вроде как скифы, сарматы и еще какие-то полумифические народы, не говоря уже об аланах, кабардинцах, казаках. Подобными «историческими экскурсами» людей вводят в заблуждение, «размазывают» актуальную проблему.

Историю, конечно, необходимо изучать, ее нужно знать, если мы говорим о науке, но не об инструменте обслуживания политики!

В конкретном случае, по моему мнению, речь должна идти о событиях, которые оспаривать даже не нужно, поскольку есть документы. То есть не надо рыться в X веке и в XIII не нужно лезть. Может, лучше вспомним о том, что происходило в весьма недалеких по историческим меркам XIX и XX веках? Ингушей изгоняли, переселяли, разрушали уникальные горные селения (башни, склепы), выселяли, разделяли горную и равнинную части, переименовывали села, стравливали с теми же казаками. Потом вроде дали автономию (1924-34 годы), но вскоре лишили и автономии, и столицы (Владикавказа), и самостоятельности.

В конечном итоге народ по преступному обвинению был поголовно депортирован в Казахстан и Среднюю Азию 23 февраля 1944 года. Когда ингушам разрешили вернуться, после смерти недочеловека Сталина, им не возвратили территорию исконного проживания — Пригородный район. Это — факт!

И те, кто ворошат историю, также всеми правдами и неправдами пытаются оправдать сталинскую, а затем и хрущевскую политику по передаче земли традиционного проживания ингушей, просто хотят закрепить (или узаконить) зло, содеянное в отношении целого народа. Может, как раз и в этом причина конфликта осени 1992 года? (Или это — риторический вопрос?) К тому же под боком была мятежная Чечня, которую «ястребам войны» тогда хотелось показательно усмирить.

Здесь, на мой взгляд, стоит привести фрагмент интервью министра Северной Осетии по вопросам национальных отношений Аслана Цуциева газете «Свободный взгляд». Интервью, замечу, опубликовано 2 февраля 2019 года. Как пишет газета, министр прокомментировал «большой информационный шум вокруг Пригородного района». Цуциев, в частности, сказал: «У Республики Ингушетия есть территориальные претензии к Северной Осетии. Это факт. Эти претензии Северной Осетией не признаются. Это тоже факт. Любые спорные вопросы должны решаться исключительно в правовом поле. В правовом поле российской государственности».

А кто против этого? Только вот непонятно (а это очень важный момент!), какое отношение к правовому полю имеет сталинский произвол; наследство, оставленное тоталитарным режимом. Мы действия этого «отца народов», поправшего все мыслимые и немыслимые права людей, обрекшего их на гибель от холода и голода, оправдываем или нет?

Если мы вернемся в печально известные «лихие» 90-е годы XX века, увидим, что благодаря мощной поддержке ингушского народа и активному участию ингушских представителей 26 апреля 1991 года был принят закон «О реабилитации репрессированных народов», названный самым «гуманным актом» в современной России. Затем 4 июня 1992 года принимается второй исторический документ об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации, правда, без определения границ. Но в любом случае, в законном русле все шло к тому, что ингуши наконец-то оформят свою государственность в составе России по факту, и территория субъекта будет очерчена.

При такой перспективе нужны ли были Ингушетии события осени 1992 года, особенно в Пригородном районе и городе Владикавказе? Ответ очевиден, что — нет. Ингушам не нужны были, но провокаторам — да! (Не важно, кто они, их «национальность» и горе-статус — провокаторы!)

Напомним: по официальным данным, в Пригородном районе и Владикавказе к осени 1992 года проживало более 32 тыс. ингушей, но цифра занижена. А причина проста — еще с советских времен под любыми предлогами, выискивая любые причины, ингушей не прописывали в родовых селах, но тяга к «земле отцов» была сильней, социальные и бытовые вопросы уходили на задний план, и люди возвращались, как только появлялась возможность. То есть, когда мы читаем и слышим о 60 тысячах вынужденных переселенцах из Пригородного района — это не накрутка, а скорее реальная картина.

В аналитическом материале солидного российского агентства РИА «Новости» говорится, что «осетино-ингушский конфликт 1992 года, который сопровождался вооруженными столкновениями, многочисленными жертвами и исходом ингушского населения, возник в значительной мере из-за вопроса о том, кому принадлежит Пригородный район Северной Осетии».

Уж пусть простят мне коллеги, но сама формулировка некорректна. Во-первых, это — территория России, и никто с Пригородным районом не сбежит в какую-то другую страну. Но есть один очень существенный момент, а скорее — болезненная тема для ингушей: Пригородный район — это села, где находятся их родовые кладбища.

Сошлемся здесь на труд социолога, профессора Андрея Здравомыслова под названием «Осетино-ингушский конфликт: перспективы выхода из тупиковой ситуации». (Его уж трудно было заподозрить в лояльности к ингушам.) В частности профессор пишет: «...требования ингушской стороны трудно назвать несправедливыми. Как показывают исторические изыскания, в том числе и осетинских авторов, Пригородный район действительно является исторической родиной ингушей...».

Во-вторых, понятно ведь, что речь идет о двух субъектах Российской Федерации, только вот — они весьма в неравном положении. Ущемлены интересы одной республики, и это тоже — факт. Обратимся к статистике. В частности, по последним данным, средняя плотность населения в России составляет 8,57 человека на квадратный километр. У Ингушетии по этому показателю пятое место в стране и первое на Юге России. Здесь на один квадратный километр приходится почти 140 человек, когда в регионах ЮФО и СКФО эта цифра составляет 60-90 человек. Комментарии, как говорится, излишни.

Конфликт произошел не из-за вопроса, «кому принадлежит Пригородный район», а «исход» ингушского населения был далеко не просто исходом, если имеется в виду, что люди покинули свои дома. И еще, конфликт не «возник» вдруг на ровном месте, к нему людей начали подводить задолго до 31 октября 1992 года — планомерно, учитывая в целом нездоровую ситуацию по стране. «Сценаристы» хорошо знали «свое дело».

Но мы оставим то, что происходило в Пригородном районе после принятия закона «О реабилитации репрессированных народов» в 1991 году, возьмем только последние события перед вооруженным столкновением.

Вот что пишет бывший председатель Госкомитета России по национальной политике, историк, общественный деятель, ныне академик — секретарь отделения историко-филологических наук РАН и научный руководитель института этнологии и антропологии Российской академии наук Валерий Тишков: «Хроника эскалации насилия в осетино-ингушском конфликте достаточно хорошо известна. 20 октября (1992 года, — ред.) в селе Шолхи (ныне Октябрьское, — ред.) Пригородного района бронетранспортером ОМОНа МВД СОССР была задавлена школьница-ингушка (Гадаборшева, — ред.), что вызвало возмущение жителей поселка. В ночь на 21 октября в поселке Южный Пригородного района работник МВД Северной Осетии застрелил двух ингушей. В тот же день произошло столкновение между жителями поселка Южный и сотрудниками служб МВД СОССР, в ходе которого с обеих сторон было убито и ранено еще 7 человек. И водителю, и милиционеру даже не было предъявлено каких-либо обвинений. Зато убитых милиционеров хоронили с почестями в присутствии А. Г. Галазова (руководителя Северной Осетии, — ред.) и членов правительства.

24 октября в поселке Южный состоялся митинг ингушского населения, на котором параллельно с существующими органами была избрана временная администрация района. В тот же день в Назрани на объединенной сессии трех райсоветов было решено блокировать въезды и выезды в ингушских селах Пригородного района, собрать добровольцев в отряды самообороны и подчинить их штабу в составе руководителей райисполкомов. Как отметила Ирина Дементьева (корреспондент «Известий», — ред.), «безоглядные эмоции, а может быть, и честолюбие некоторых авторитетных ингушских деятелей толкали их в умело поставленную западню» («Война и мир Пригородного района», — ред.). В последующие до 30 октября дни в населенных пунктах компактного проживания ингушей проходили локальные стычки, перешедшие 31 октября в массовые вооруженные столкновения в поселках Пригородного района.

С ингушской стороны участниками боевых действий выступили группы вооруженной стрелковым оружием молодежи, и не имеется каких-либо данных, что эти выступления организовывались из единого центра и при направляющей роли обученных командиров. Это было действительно выступление, скорее спровоцированное, а не заранее подготовленное».

То есть людей (с обеих сторон) технично довели «до кипения», а «сценаристы» как раз этого и добивались.

По данным прокуратуры России, в период вооруженного конфликта с 31 октября по 5 ноября 1992 года погибло 583 человека, в том числе 350 ингушей. Заметим, по другим данным — погибло 378 ингушей, их имена выбиты на плитах Мемориала жертв конфликта осени 1992 года в Назрани («ГIоазота кашамаш»).

Ранено тогда было 939 человек, в том числе 457 ингушей, пропал без вести 261 человек, из них — 208 ингушей (по последним данным, в списке без вести пропавших все еще числятся 192 ингуша). Подверглись незаконному лишению свободы в качестве заложников тысячи человек (до 10 тысяч с ингушской стороны и несколько сотен с осетинской).

Отмечу здесь, что по данным политолога Якуба Патиева, а он инофрмацией владеет, осенью 1992 года погибло 405 ингушей и 198 все еще считаются без вести пропавшими.

1 ноября 1992 года указом Президента России Ельцина на территории Пригородного района было введено чрезвычайное положение, а 2 ноября образована Временная администрация (после — ВГК).

Главы этой самой администрации менялись, но только существенно не менялось что-либо по актуальной проблеме возвращения людей в места постоянного проживания. Ряд населенных пунктов в Северной Осетии так и остался «закрытым» для возвращения ингушей, ингушские и осетинские дети в отдельных селах Пригородного района до сих пор учатся в разных школах, в организациях и учреждениях соседней республики ингуши представлены в единичных случаях, в законодательном собрании Северной Осетии они не представлены и вовсе.

Агентство РИА «Новости» напоминает, что официальная оценка событий 1992 года властей соседней республики была закреплена в материалах 18-й сессии Верховного Совета Северо-Осетинской ССР (ноябрь 1992 года) и II съезда осетинского народа (май 1993 года). В этих материалах конфликт трактуется как «заранее подготовленная, тщательно спланированная, технически оснащенная, поддержанная большей частью ингушского населения Северной Осетии вероломная агрессия бандитских формирований ингушей против суверенной Северо-Осетинской ССР» с целью захвата и отторжения части Пригородного района и правобережья города Владикавказа, присоединения их к вновь образованной Ингушской Республике.

Руководством СОССР был принят тезис о «невозможности совместного проживания с ингушами», который был отменен только в 1997 году при содействии специального представительства Президента России по вопросам урегулирования осетино-ингушского конфликта. (Это тоже полуправда, поскольку отменен он формально.)

Оценка событий 1992 года ингушской стороной была закреплена в материалах чрезвычайного съезда ингушского народа (февраль 1993 года) и постановлении Народного собрания — парламента республики от 21 сентября 1994 года. В этих документах конфликт представлен как «насильственная депортация ингушского населения с территории Северной Осетии» и «этническая чистка».

С этой оценкой согласен и Валерий Тишков. Он пишет: «Хотя война в Чечне затмила события в Республике Северная Осетия, первый насильственный конфликт на территории современной России остается неразрешенной гуманитарной и политической проблемой. Политики и эксперты должны осмыслить уроки осетино-ингушского конфликта и не терять воли к его урегулированию. Ряд оценок и предложений мне кажутся наиболее важными. Это был этнический конфликт в его наиболее выраженной форме, ибо обе конфликтующие стороны были мобилизованы по принципу этнической принадлежности...

Республиканские власти (Северной Осетии, — ред.) полностью встали на позиции «национальных интересов осетин» и предпочли кровную солидарность с гражданами другого государства защите интересов и безопасности жителей республики (ингушей, — ред.), которые составляли этническое меньшинство. Более того, они и выступили организаторами силовой акции изгнания части граждан с территории их проживания вместо настойчивых усилий по улучшению правления и нейтрализации, провоцирующей деятельности ингушских радикал-националистов среди жителей Пригородного района. Вместо позитивных мер по вовлечению ингушей в общественно-политическую жизнь республики, усилению их лояльности и социально-культурной удовлетворенности, был избран путь отторжения и даже третирования тех, кто еще на памяти живущих поколений испытал травму депортации и легко стал жертвой безответственных агитаторов «своей» государственности и «справедливых» границ».

Как отмечает известный ингушский политолог Якуб Патиев, «ни принятые нормативные правовые акты, ни многочисленные обращения ингушей в высокие инстанции Российской Федерации не восстанавливали их (ингушей, — ред.) конституционных прав. Лишь в августе 1994 года, почти через два года с этнической чистки, начался вялотекущий процесс возвращения вынужденных переселенцев».

Я еще вернусь к материалу Патиева, сейчас приведу еще один фрагмент из интервью североосетинского министра Цуциева газете «Свободный взгляд». Он предостерегает, что если (сегодня, — ред.) будет предпринята попытка силового решения вопроса о Пригородном районе, тогда — «это дорога к новому кровопролитию, к новой трагедии. Отмечу, что около 25 тысяч ингушей, проживающих сегодня в Пригородном районе, прекрасно осознают, что в случае нового конфликта они окажутся в самом его пекле. Поэтому среди них меньше всего популярны лозунги «Вернем Пригородный район любой ценой». Они знают эту цену. Я много раз слышал от этих людей: «Дали бы нам спокойно жить. Больше всего о нас «переживают» те, кто никогда здесь не жил и даже не был».

Министру по вопросам национальных отношений, конечно, стоило бы быть немного аккуратнее с такими заявлениями. К чему эти воинственные предостережения, ввергая в «пекло» жителей Пригородного района? Еще понятно, когда такое говорят представители каких-то организаций с радикальными взглядами, совсем другое дело — слышать подобное от человека, наделенного определенными полномочиями, призванного решать вопросы межнациональных отношений.

Да, если что (к сведению чиновников), сейчас далеко не 1992 год, Россия давно уже не переживает смутные времена, а Северная Осетия — не Ватикан, то есть не государство в государстве.

Что касается 25 тысяч ингушей, якобы проживающих сегодня в Пригородном районе, тут есть вопросы. Нельзя же считать возвратившимися в места постоянного проживания тех, кто периодически наезжали и наезжают в свои села, но не живут там, а обосновались в основном в Ингушетии, а также в других регионах страны и за рубежом. По нашей информации, сегодня в Пригородном районе фактически проживает около 15 тысяч ингушей, не больше.

Продолжу цитировать политолога Патиева. Он пишет: «Более 160 документов принято федеральными органами государственной власти для восстановления конституционных прав жертв конфликта за более чем 20 постконфликтных лет, подписаны сотни двух- и трехсторонних соглашений, а проблема ликвидации последствий трагедии 1992 года не решена. Главами обеих республик подписаны десятки договоров и соглашений по восстановлению конституционных прав граждан, республиканскими (Ингушетии и Северной Осетии) органами государственной власти изданы около 200 нормативных актов.

Только Президентом Российской Федерации принято более 90 указов, распоряжений и поручений по вопросам ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта октября-ноября 1992 года».

Прошло 27 лет после трагедии. В течение каких-то 3-4 дней из 19 населенных пунктов вынуждены были уйти десятки тысяч человек. Изгнание сопровождалось потерями человеческих жизней и практически всего нажитого имущества. (Разграблено, сожжено и разрушено более 3,5 тысячи домовладений граждан ингушской национальности.) Выросло целое поколение людей, которые живут в 20-30 километрах от родных домов, но вернуться туда не могут в силу искусственных барьеров, создаваемых все эти годы. Самый уникальный из них — это периодически повторяющийся тезис о том, что не «созрел морально-психологический климат». (Об этом — ниже.)

К 25-летию конфликта осени 1992 года в предгорном сельском поселении Алкун Ингушетии был открыт памятник «Дорога жизни». Это — напоминание всем о том, как удалось спасти большую часть ингушского населения Пригородного района от катастрофы. Длинной вереницей через Ассинское ущелье, по нехоженым горным тропам в холод и стужу люди спускались на равнинную часть Сунженского района республики — старики, женщины, дети. Для тысяч этот сложный и опасный путь оказался настоящей дорогой жизни.

Да, этот конфликт не был нужен ни ингушскому, ни осетинскому народам. Из-за политиканов различных мастей (циничных интриганов федерального и регионального масштаба), вопреки здравому смыслу, тысячи людей стали жертвами бессмысленного вооруженного насилия. Но и сегодня голоса тех, кому конфликт был не нужен, глушат те, кто его спровоцировал и поддерживал.

Максим Горький сказал, что «помнить — это все равно, что понимать, а чем больше понимаешь, тем более видишь хорошее». Понимание приходит с годами, но политиканы до сих пор не дают оживить в памяти светлое и доброе. Хочется забыть о «грязной политике», но, повторюсь, никак не может дозреть этот пресловутый «морально-психологический климат», а без этого, получается, ну никак!

Ясно, что народы к данному тезису не имеют никакого отношения. Иначе наши люди регулярно не ездили бы через Владикавказ в Джейрахский район, больные не лечились бы в Северной Осетии, спортсмены не принимали бы участие в соревнованиях в той или иной республике, а ингушские и осетинские бизнесмены не сотрудничали бы в поставке товаров и не работали бы совместно в сфере услуг.

По всему выходит: нужно только, чтобы от народов просто отстали те, кто наживаются на противостоянии, делая на этом капитал, в том числе и политический.

Ясно, что раскаиваться в содеянном в 1992 году политиканы, задействовав подручных «экспертов», не собираются и добровольно свои позиции не сдадут, и это тот самый случай, когда федеральному центру уже давно пора «власть употребить».

В материале использована информация из открытых источников.

Источник:газета Ингушетия